Все самое плохое о моей сестре - Жаклин Уилсон

Мелисса вытаращила глаза.

– Ты сама, Марти, полный инопланетный чудак. Серьезно, мне страшно жить с тобой в одной комнате. Наверняка однажды проснусь – и увижу, что ты превратилась во что-то зеленое с маленькой антенной из шариков, растущей у тебя изо лба, – сказала она, продолжая раскрашивать.

Потом она стала рисовать кровать.

– Какого цвета у меня будут одеяла – розового или ярко-розового с черным?

– У меня, конечно, будет Уилма-кит, она пурпурная с бирюзовым, – сказала я.

– Что?! У тебя не будет этой ужасной старой штуки в моей комнате!

– Это наша комната, и не называй Уилму ужасной и старой, ты задеваешь ее чувства, – сказала я, подняла Уилму наверх и завернулась в нее.

– Это моя кровать. И я просто не знаю, что мне делать, потому что не хочу, чтобы и ты валялась на ней вместе со всеми твоими очеловеченными животными. Комната не такая уж большая. У тебя должна быть своя собственная кровать, под пару к моей.

– Дура, у меня уже есть моя двухэтажная кровать, – сказала я.

– В моей комнате у тебя не будет двухэтажной кровати! Это слишком по-детски. Двухэтажные кровати бывают только у малышей. Она испортит своим видом всю комнату.

– Вы, обе, прекратите пререкаться из-за пустяков, – сказал папа, занятый эскизом полок. – Я уже сказал вам, что мы не можем позволить себе новую мебель.

– Пап, а ты не мог бы сделать нам новую кровать? – спросила Мелисса.

– У меня, конечно, много разнообразных талантов, но что касается кровати – думаю, это вряд ли, – сказал папа. – Я намерен сделать из всего материала полки и шкафы на всю стену. У вас обеих будет много места.

Но когда позже утром мы стали делать обмеры, обнаружилось, что для кровати Мелиссы и для моей двухэтажной кровати места не хватает. Ну то есть они как-то могут поместиться, но будут так прижаты друг к другу, что нам пришлось бы пролезать около них непонятно как.

– Я считаю, что не имеет смысла ставить две кровати, одна из которых еще и двухэтажная, – сказала мама. – Ясно, что надо разобрать кровать Мелиссы и спрятать ее куда-нибудь, а в комнате оставить только двухэтажную кровать.

– Урра! – закричала я.

– Нет, это ужасная идея. Я ненавижу двухэтажные кровати. Это разрушит всю концепцию моей комнаты! Я не могу с этим согласиться! – заявила Мелисса, яростно жестикулируя. Может быть, вот это и есть самое плохое в моей сестре – она говорит прямо как королева из пьесы.

– О, мой мир приходит к концу! О, дорогая, я этого не перенесу! – продекламировала я, стараясь ее раздразнить.

– Заткнись, ты! Ой, мам, ну пожалуйста, это самая плохая идея на свете. Так вообще ничего не получится! – запричитала Мелисса.

Она почувствовала, что свободно может позволить себе бушевать, потому что папа уехал за всякими чистящими средствами, чтобы соскоблить краску со стен в Берлоге Марти, перед тем как начать красить.

– Прекращай, – сказала мама. – Девочки, вы вместе приняли решение, так придерживайтесь его. Я не желаю больше слушать ваши бесконечные споры, особенно при папе. Вы видели, как он был расстроен.

– Ну, я не хочу его огорчать, но ведь это глупо, что у него внизу целая комната для агентства путешествий, хотя туда вообще никто не приходит, – сказала Мелисса, выпятив подбородок. – Почему он упрямится и не займется чем-нибудь еще? От него никакого толка.

– Да как ты смеешь! Он устал, а ты противная эгоистка, – возмутилась мама. – Мы не обязаны всегда и все вам рассказывать, но папа в поисках работы обращался в разные магазины и офисы, но там или хотят кого-то помоложе, или выясняется, что у него не та квалификация. Он очень старается. Это не его вина, это спад экономики. От переживаний он плохо себя чувствует. Мелисса, у нас действительно серьезные проблемы с деньгам. Я сейчас получила шанс заработать много денег для семьи, и только тогда мы начнем хоть что-то получать, поэтому сейчас нет смысла требовать то одно, то другое. Мы можем позволить себе лишь пару банок краски, какой-то материал да несколько досок. Вот так. Вам понятно?

Мелисса кивнула, ей было неловко. Раньше обычно мне нравилось, когда она получала нагоняй, но сейчас и я тоже чувствовала себя ужасно. Я переживала, что бедный папа так старался, а ничего не добился. И я возненавидела Мелиссу за то, что она сказала про папу.

– Папа очень даже толковый, – сказала я. – Он вообще лучший папа.

– Я знаю, – кивнула она. – Не говорите ему, что я это сказала, ладно? На самом деле я так не думаю.

– Конечно не думаешь, – сказала мама. – Мы просто были избалованы тем, что жили как нам хочется. Что ж, к сожалению, мы все должны приучиться идти на компромисс.

– Мам, если ты не против, чтобы я тоже кое-что сказала, то мне немножко обидно, что тебе-то не нужно идти на компромисс. Ты хочешь иметь отдельную комнату. Вот ты ее и получила, – сказала я.

– Моя жизнь представляет собой один большой компромисс. Я должна все время готовить, и стирать, и убирать за всех вас. Я должна ходить на работу в школу, где звонят многие родители, которые волнуются из-за пустяков. Когда я наконец могу сесть за шитье, то я уже совершенно измучена и у меня раскалывается голова. И оттого, что меня огорчают две избалованные дочки, становится еще хуже.

Теперь наступила моя очередь почувствовать себя неловко. Я пробормотала, что прошу прощения, – хотя на самом деле считала, что я права. Мама ушла что-то шить. Мелисса отправилась в свою комнату, чтобы начать большую разборку.

А я осталась в моей Берлоге Марти и, сгорбившись, уселась между Уилмой и Попрыгунчиком со своим альбомом для рисования. Я посмотрела на эскиз Мелиссы. Эта новая комната должна была быть для нас обеих, но она совсем не была похожа на мою.

Я перетащила свою двухэтажную кровать с большими крыльями на другую сторону. Нарисовала себя стоящей во весь рост на верхней кровати и стала поднимать нас все выше и выше в небо, а рядом с нами за компанию летела Могучая Марта.

Я огорчалась из-за папы, но теперь, когда ему надо было привести в порядок две комнаты, он просто ожил. Он всегда любил «сделай-это-сам». Я стала старше, и теперь к «сделай-это-сам» прибавилось «с-помощью-Марти», и мне это нравилось.

Я каждый день бегом возвращалась из школы и надевала самые старые джинсы и самую нелюбимую розовую майку со щенком – все древние Мелиссины обноски. Щенок быстро покрылся белой краской, так что видны были только одна розовая лапка и розовое ушко.

Сначала мы энергично взялись за мамину швейную комнату. Ужасно было смотреть, как исчезает моя Берлога Марти. Я немного поплакала, когда кресло и туалетный столик погрузили в багажник машины, и ужасно жалко было снимать все мои постеры с Могучей Мартой и скручивать их в рулоны. Но зато красить было очень весело. Папа делал потолок и малодоступные места, а мне разрешил покрасить валиком большую часть стен.