Энциклопедия пыток и казней - Брайен Лейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы уже видели в начале этого предисловия, что применение пыток в качестве наказания и принуждения так же старо, как мир, и практиковалось во все времена и у всех народов, населявших земной шар. Я не слишком ошибусь, если возьмусь утверждать, что способы причинения физической и психологической боли ближнему вряд ли сколько-нибудь изменились за прошедшие тысячелетия. Конечно, палачи никогда не упускали возможность воспользоваться плодами технического прогресса, и в результате пытка и казнь стали более изощренными, но очевидно то, что наши предки успели изобрести все, могущее служить целям истязания себе подобных, хотя качество и действенность орудий заметно выросли. Например, грубо обработанный кремниевый топор, использовавшийся для обезглавливания, уступил место такому же топору, но стальному.
Некоторые новые изобретения в этой области, такие как пытка электрическим током или электрический стул, появились только после того, как человечество познакомилось с электричеством, а растущее понимание возможностей воздействия на психику человека всевозможных медицинских препаратов открыло широкие перспективы применения их для психологического воздействия на мозг человека. Однако эффект медикаментозного лишения сенсорного восприятия психологически мало чем отличается от воздействия на человека одиночного заключения в темном и вонючем каземате.
Итак, мотивы и методы истязания не меняются с годами, и в связи с тем, что эти методы по сути своей очень просты и всеобщи, трудно ограничивать применение каких бы то ни было из них определенной местностью, хотя закапывание жертвы по шею в песок гораздо более осуществимо в Марокко, чем в Манчестере, а вот такие орудия, как дубины для нанесения побоев или плети для порки, применялись повсеместно, во все времена и всеми народами.
Перед лицом удручающих свидетельств непрекращающегося применения пыток во всем мире и учитывая тот факт, что мотивы и методы палачей не претерпели существенных изменений за прошедшие столетия, чрезвычайно сложно смотреть в будущее с оптимизмом, поскольку очевидно, что без сдерживающего влияния таких международных организаций, как «Международная амнистия» и ООН, ситуация с применением пыток могла бы быть гораздо хуже.
Из содержания этой книги читателю станет ясно, что наряду со ссылками на применение пыток в современном мире, эта работа трактует предмет в историческом и социальном планах, поскольку только имея представление об ужасных последствиях религиозных гонений в Европе прошедших веков, мы можем лучше понять корни религиозной нетерпимости в современном мире, в котором фанатики-фундаменталисты как христианского, так и исламского вероисповеданий, продолжают разжигать огонь ненависти. Мы непременно должны осознать тот факт, что войны открывают путь узаконенному насилию и что проявления такового прекратятся с наступлением всеобщего мира. Хочется верить в то, что применение насилия постепенно перестанет быть неизбежной функцией государства по мере роста международного взаимопонимания, терпимости и укрепления демократии во всем мире. В конце концов, мы должны осознать, что национальные законы, дающие государству право отнимать жизнь у своих граждан, являются крайне несовершенными орудиями правосудия, а институт смертной казни – варварским отголоском прошлых веков, который мы не вправе больше терпеть.
Взяв на себя смелость нарисовать картину человеческой жестокости, я вовсе не ставил себе целью вселить в души читателей страх и отчаяние; скорее всего, эта книга есть предостережение против успокоенности и благодушия. Плети, цепи, кандалы, костры инквизиции и топоры палачей все еще с нами, и нам потребуются бдительность и мужество, чтобы покончить с насилием и жестокостью на нашей планете.
И вот рассвет, и бьют часы,
Палач – наготове,
Бог шею дал нам не затем,
Чтоб кончить жизнь в петле.
Ранний период борьбы за отмену смертной казни начался в Италии с опубликования в 1764 г. книги Чезаре Беккариа «Эссе о преступлении и наказании». В ней Беккариа проводит мысль о том, что поскольку человек не является собственным творением, то никто кроме Господа не вправе отнять у него жизнь. Он делает, правда, две существенные оговорки: смертная казнь может быть разрешена лишь в том случае, если законное правительство рискует быть свергнуто в результате переворота или высшая мера наказания остается единственным действенным способом удержать народ от преступных помыслов и деяний. Впрочем, эти же два пункта являлись основой требований, выдвигавшихся и сторонниками сохранения смертной казни, как до, так и после Беккариа.
В Англии эти радикальные идеи нашли распространение стараниями Иеремии Бентама и сэра Самюэля Ромилли. Бентам[8] (1748–1832) воспользовался ими для подтверждения своих преждевременных, чисто политических теорий «вольнодумства», однако и он вынужден был признать, что смертная казнь производит на широкую публику гораздо более сильное и стойкое впечатление, чем какой бы то ни было другой вид наказания, и что она вполне оправдана в качестве возмездия за убийство. Правда, он оговорился, что как судьи, так и свидетели не застрахованы от ошибок, и коль скоро голова несправедливо осужденного слетела с плеч, никто не сможет восстановить ее на прежнем месте в случае, если обнаружится его невиновность. Кроме того, вместе с осужденным на эшафоте умирает надежда на его перевоспитание и возможность использования его производительного труда на благо общества.
Общественное движение за искоренение смертной казни, или по меньшей мере за отказ от масштабного ее применения, по-настоящему развернулось в 1808 г., когда сэр Самюэль Ромилли внес в парламенте предложение об исключении некоторых из более чем 200 преступлений, наказуемых смертной казнью, из принятых ранее законодательных актов (см. «Преступления, наказуемые смертной казнью»). Дальнейшее сохранение в законодательстве пунктов, предусматривавших наказание смертной казнью за мелкие преступления, даже не принимая во внимание гуманитарный аспект проблемы, грозило затруднениями для эффективного отправления правосудия, поскольку было замечено, что люди, у которых украли, скажем, овцу, предпочитали не возбуждать судебного дела в тех случаях, когда оно могло кончиться для злодея смертью на эшафоте, и не делали это для того, чтобы не отягощать лишний раз свою совесть. Присяжные заседатели избегали выносить смертные приговоры по той же причине, а судьи и соответствующие должностные лица все чаще и под любым предлогом затягивали приведение таковых в исполнение. Некоторые закоренелые каторжники даже откровенничали во всеуслышанье, что предпочли бы, чтобы их приговорили к смерти, чем горбатиться на благо отторгшего их общества.