Замечательные женщины - Барбара Пим

– Полагаю, у нее не слишком много денег, – задумчиво продолжал Джулиан, – поэтому даже не знаю, какую плату было бы справедливо попросить. Я понял, что не могу про это заговорить, и, по всей очевидности, она тоже не сумела.

– А я считаю, что это должен быть ее первый вопрос, – сказала я, удивившись про себя, какой, наверное, деликатный у них вышел разговор. – Не ждет же она, что получит три комнаты даром? Вам надо быть осторожным, как бы она не попыталась сбить цену.

– Ох, Милдред! – Вид у Джулиана сделался удрученный. – Если бы вы ее видели, не говорили бы так. У нее такие грустные глаза.

– Нет-нет, извините, – пробормотала я, поскольку совершенно забыла, что она вдова священника.

– Конечно, мы не хотим на ней наживаться, – сказала Уинифред, – поэтому, уверена, достигнем дружеского соглашения. Возможно, я могла бы это с ней обсудить, вероятно, с женщиной ей будет не так неловко.

С сомнением посмотрев на сестру, Джулиан перевел взгляд на меня.

– Думаю, идеальной кандидатурой была бы Милдред.

– Потому, что привыкла находить общий язык с обедневшими женщинами из хороших семей? – спросила я. – Но, боюсь, общение с ними развило во мне подозрительность. Понимаете, иногда к нам приходят мошенницы, и каждый случай требуется тщательно изучить.

– Правда? Как печально! Я понятия не имел, что кто-то решится на мошенничество.

– Ужасно! – воскликнула Уинифред. – Мне всегда грустно слышать про такую греховность. Особенно среди женщин нашего круга.

– Да, возможно, от них ожидаешь большего, – согласилась я, – но могу вас заверить, такое иногда случается.

В обществе брата с сестрой Мэлори у меня довольно часто возникало ощущение, что о греховности сего мира я знаю больше них, особенно учитывая, сколько узнала о слабостях человеческой природы, когда работала в ведомстве по цензуре. Впрочем, столь большая часть моих познаний была из вторых рук, что я сомневалась, обладает ли житейской мудростью хоть кто-то из нас троих. Но мне вправду казалось, что по натуре они наивнее и доверчивее меня.

– Надеюсь, я более или менее справлюсь сам, – сказал Джулиан. – Было бы нечестно ожидать, что Милдред займется чем-то, совершенно ее не касающимся.

– Могу попробовать, если хотите, – с сомнением произнесла я, – но это правда не мое дело.

Тогда я еще не осознала в полной мере, что практически что угодно может быть делом незамужней, не обремененной семейными обязательствами или собственными бедами женщины, которая проявляет дружеское участие к затруднениям ближних.

– Надо будет поискать миссис Грей в церкви, – сказала Уинифред. – А ведь, сдается, я знаю, кто это. Кажется, она иногда носит горжетку из черно-бурой лисы.

– Джулиан вроде бы сказал, что у нее мало денег, – откликнулась я. – Хотя, конечно, меха могли остаться с лучших времен.

– Горжетка довольно пушистая, – добавила Уинифред. – Может, и не чернобурка вовсе. Я плохо в этом разбираюсь.

– Кажется, во время нашей встречи мехов на ней не было, – внес свою лепту Джулиан, – но одета она была очень мило.

– Надеюсь, она не будет отвлекать вас от написания проповедей, Джулиан, – сказала я в шутку. – Нас, верно, ждет сокращение речей с кафедры, едва въедет миссис Грей.

Рассмеявшись, Джулиан встал из-за стола.

– Надо возвращаться к краске, не то комнаты останутся непригодными для жилья. Работа теперь будет в радость, раз уж я знаю, что, высохнув, тон станет светлее. Сегодня я определенно кое-чему научился.

Уинифред нежно улыбнулась ему вслед.

– Мужчины совсем как дети, правда? Донельзя счастлив, когда делает что-то, с чем можно перепачкаться. А теперь, Милдред, может, проставим цены на вещи для базара?

Мы мирно провели полчаса, перебирая присланный хлам и строя домыслы насчет миссис Грей.

– Джулиан по сути ничего и не сказал о том, какая она, – пожаловалась Уинифред.

– Надо думать, женщин такого типа и возраста трудно описать, если только они не поразительные красавицы.

– Как чудесно было бы, окажись она поразительно красива! – Уинифред откинула со лба растрепанные седые волосы.

– Ну, не знаю, – протянула я. – Возможно, будь она к тому же еще и милой, однако красивые люди не всегда таковы.

– Но она же вдова священника…

– Боже ты мой! – рассмеялась я. – Об этом-то я и забыла! – Эти два слова уже казались своего рода магическим заклинанием. – Значит, она должна быть не только красивой, но и доброй. Как-то даже чересчур. Откуда нам знать, как умер ее муж? Может, это она свела его в могилу.

Вид у Уинифред сделался такой шокированный, что она отбросила глупые фантазии и вернулась к определению цен на поношенную одежду, чучела птиц, старую обувь, клюшки для гольфа, трактаты по теологии, ноты популярных танцевальных мелодий тридцатых годов, каминные решетки и рамки для фотографий – хлам во всей его красе.

– Интересно… – задумчиво произнесла вдруг Уинифред. – Интересно, а какое у нее имя?

Великий пост в этом году начался в феврале, и погода стояла холодная, с ледяным дождем и пронизывающим ветром. Контора, где я вела дела моих обедневших дам, располагалась в Белгравии, и по средам я обыкновенно ходила на дневные службы в Сент-Эрмин.

Церковь сильно пострадала при бомбежке, и пользоваться можно было только одним нефом, поэтому он всегда казался переполненным – даже сравнительно небольшому числу прихожан приходилось тесниться в неповрежденном проходе. Это давало нам ощущение сплоченности и отделенности от остального мира, поэтому паства напоминала мне первых христиан, окруженных, надо признать, не львами, но суматохой и суетой обеденного перерыва в будний день.

В Пепельную среду я, как обычно, пошла в церковь с миссис Боннер, еще одной нашей сотрудницей, которую привлекал главным образом сам проповедник, так как, по ее собственному признанию, она любила хорошие проповеди. Мы поспешно съели ленч (безвкусные спагетти, за которыми последовал передержанный пудинг – самая подходящая еда для Великого поста, как мне кажется) и пришли задолго до начала службы. Пробравшись через развалины, где были сложены грудами сорванные настенные плиты, случайная урна или голова херувима, мы наткнулись на маленькую седенькую женщину, разогревавшую кофе в сковородке на примусе, что казалось совершенно неуместным посреди такого разорения.

Миссис Боннер удобно устроилась в ожидании удовольствия и стала разглядывать входящих, точно присутствовала на светской свадьбе. Боюсь, она нашла их не слишком интересными, поскольку это были различные конторские служащие да несколько старушек и унылых старых дев, которые повсюду составляют часть паствы. Исхудавший священник в порыжелой черной сутане маячил у двери, а его жена суетилась среди входящих, стараясь помешать им последовать естественной склонности и сгрудиться в задних рядах, не оставляя места для опоздавших.