Афганский караван. Земля, где едят и воюют - Идрис Шах

Вокруг кучи остатков шелковых тканей шуровали худая и дородная дама. Первая пыталась протиснуться к отрезу, на котором была указана смехотворно низкая цена; вторая препятствовала продвижению соперницы. Ее тактику военные теоретики могли бы назвать позиционным сдерживанием, и осуществлялась она блестяще.

Шляпки, платья, все разновидности одежды и ткани имели тут своих адептов, ибо сцена напоминала не только военные действия, но и религиозное действо. С удобной точки на лестнице (пока меня не смыла новая волна энтузиасток и энтузиастов) я мог, кроме того, различать элементы регбийной схватки, базарного воровства и революционной анархии.

Люди прибывали и прибывали. С каждой новой толпой тех, кого газеты называют охотниками за дешевизной, в подвальчике делалось все жарче. Да, это действительно были охотники и охотницы, помимо всего прочего. Они приходили хорошо экипированные, с охотничьим снаряжением в виде больших, иногда окованных металлом чемоданов, имевших двоякое назначение: ими расталкивали противников и в них складывали добычу.

В целом англичане, кажется, люди спокойные, но только не здесь. Тихо вели себя лишь те, кто упал в обморок от духоты и, возможно, от негодования, которого тут было вдоволь.

Да! Некоторые особенности англичан поистине изумляют.

Изумление конечно же порождает еще более острый интерес. Познакомившись с английской замкнутостью, английским весельем и образчиком особого поведения толпы, я вот-вот должен был получить возможность вглядеться в самое сердце того, что называют Англией.

Будучи представленным ко двору его величества, я быстро усвоил две вещи. Первое: что красочность и пышность – достояние не одной Азии. Второе: что король Георг широтой познаний не уступает самым образованным людям из всех, кого я встречал. Разваливается ли империя, как утверждают иные? Судя по всему этому великолепию, нет. Пока еще нет.

Передо мной лежало королевское приглашение ко двору. Если не считать того, что оно было изысканнейшим образом напечатано, оно не отличалось от пригласительных карточек с позолоченной каймой, какие посылают многие. Но для нас, уроженцев Востока, важна не только внешняя сторона. За этими холодными буквами лежала могучая воля монарха; в них пульсировал, отдаваясь гулким эхом, голос величайшей империи на свете.

Во времена наших великих империй, таких, как империя Моголов, за получением подобного документа шли недели народных празднеств: «Нашему набобу доведется узреть, – распевали певцы в деревнях, которыми правил тот или иной наместник, – светящийся лик Тени Аллаха на Земле».

А мне было не по себе. Таковы мужчины с афганских гор: они скорее готовы стоять под градом пуль или рубить пришельцев длинным и острым, как бритва, шамширом. Вот когда они спокойны и беспечны. Так они воспитаны, и таков их инстинкт, таков их путь чести – путь сарацинского рыцаря.

Дело не в том, что у них не хватает изысканности манер для двора с его церемониальным блеском, – у многих из нас есть собственные дворы с древними обычаями, уходящими вспять дальше всякой писаной истории. Однако я, исследуя свои переживания, понял, что соотношу предстоящую аудиенцию с тем, что испытал во время нескольких повергающих в священный трепет приемов на Востоке. Застынь как мертвец, не смей пошевельнуться ни на волос, чтобы взгляд властителя не пригвоздил тебя! Ибо любая голова может мигом слететь с плеч.

Лимузин подъехал сначала к воротам, потом к дверям, и мы вошли в Букингемский дворец.

Зал, где нам пришлось ждать, был полон гобеленов, знамен, гербов и оружия. Рядом со мной сидел старый сельский джентльмен. К счастью, он молчал. За него разговаривала дочь. Как она ни пыталась, она не смогла прочесть мое имя на карточке: я держу ее вверх ногами, пожаловалась она театральным шепотом.

Судя по моей одежде, громко предположила она, я, наверно, эскимосский принц, а может быть, всего-навсего польский генерал.

Мимо пронесся высокий светловолосый придворный. Их величества скоро прибудут в тронный зал. Молодая дама спрыснула водой букет, поправила шляпку. Кто-то позади меня сказал соседу: «Выньте лучше из глаза монокль, он там не удержится!»

Раздалась звучная мелодия гимна «Боже, храни короля». Она доносилась по длинным коридорам из дальнего зала. Все встали.

Мы двинулись к монарху. Мои новые ботинки скрипели: «Кр-р-р… кр-р-р… кр-р-р…» В узком коридоре звук был слышен так явственно, что мне захотелось разуться. Мы миновали прихожую.

У меня взяли карточку, и полдюжины придворных передавали ее из рук в руки, пока она не попала к тому, кто стоял перед самым королем.

Я ждал, что мое имя, как обычно, будет исковеркано, потом услышал, как его произнесли с безупречной дикцией и с абсолютно верной интонацией:

– Саид Сирдар Икбал Али-шах.

Я подошел. Крепкое рукопожатие короля; моей нервозности как не бывало. Лицо императора озаряла благосклонная улыбка. Его военно-морская форма и свежее лицо оживляли атмосферу.

Позднее, на одном из «приемов в саду», я смог провести с их величествами больше времени. Король и королева гуляли среди гостей и успели поговорить со всеми. Они прохаживались очень непринужденно, и люди собирались вокруг них небольшими группами.

Стоя с чашкой чаю в руке и куря сигарету, король заговорил и со мной. Афганистан? Он знал, что река Гильменд три раза меняла русло. Его интересовали древние, огромные, высеченные в скале статуи Будды в Бамиане. Ему было известно и о буддийских ступах – афганских «пирамидах» – в районе Хайбера.

Голос у него был мягкий, приятный, может быть, чуть хрипловатый. Главным, что меня пленило в монархе, была простота, неофициальность. Не то, чего ждешь от короля, и вместе с тем так по-королевски!

Беседуя с ним на просторной лужайке его чудесного, освещенного солнцем сада, я думал о величии. Оно не облекается в покров тайны – зачем ему это? Поистине король Георг, владычествующий над сердцами своих подданных, монарх в полном смысле слова.

«Покажите нам ваши сердца!» – сказал в тот день американец в вестибюле отеля. Я вспомнил об этом, когда мы ехали с приема, и подумал, что побывал близ сердца сердец этого народа…

Сирдар Икбал Али-шах

В начале XIX века достопочтенный Маунтстюарт Элфинстон, английский посланник, во главе делегации прибыл в зимний дворец Шах-Шуджи, правителя Дурранийской империи. Чауш-баши (главный церемониймейстер) очень старался освоить английские имена. А затем…

Он предупредил нас, что придворные церемонии требуют чрезвычайной учтивости, и очень просил в нужные моменты сообщать ему наши имена шепотом. Затем он провел нас по наклонному проходу и через ворота, после которых, зайдя за своего рода экран, мы вдруг оказались в обширном дворе. В верхнем конце его на возвышении стояла беседка, а в ней восседал монарх.