Вечера княжны Джавахи - Лидия Чарская

На следующее утро, лишь только я проснулась, как в комнату ко мне вбежала Дуняша.

— Барышня! Сюрприз вам! Скорее одевайтесь и ступайте в кухню, пока мамзель еще не одевшись. Гости к вам! — добавила она таинственно.

— Гости? Ко мне? — удивилась я. — Кто же?

— А вот догадайтесь! — усмехнулась она лукаво, и тотчас же лицо ее приняло грустное выражение. — Жаль мне вас, барышня! — проговорила она и потупилась, чтобы скрыть слезы.

— Жаль меня? Почему, Дуняша?

— Известно почему. Обижают вас. Вот давеча Бавария… то бишь Матильда Францевна, — наскоро поправила себя девушка, — как на вас накинулась, а? Розог еще потребовала. Хорошо, что барчук вступился. Ах вы, барышня горемычная моя! — заключила добрая девушка и неожиданно обняла меня. Потом быстро смахнула передником слезы и произнесла снова веселым голосом: — А все же одевайтесь скорее. Потому сюрприз вас на кухне ждет.

Я заторопилась, и в каких-нибудь двадцать минут была причесана, умыта и помолилась Богу.

— Ну, идемте! Только, чур! Будьте поаккуратнее. Меня не выдавать! Слышите? Мамзель на кухню ходить, сами знаете, не дозволяет. Так вы поаккуратнее! — весело шептала мне по пути Дуняша.

Я обещала быть «поаккуратнее» и сгорая от нетерпения и любопытства побежала на кухню.

Вот и дверь, запятнанная жиром… Вот я широко распахиваю ее — и… И правда сюрприз. Самый приятный, какого я и не ожидала.

— Никифор Матвеевич! Как я рада! — вырвалось у меня радостно.

Да, это был Никифор Матвеевич в новеньком, с иголочки кондукторском кафтане, в праздничных сапогах и новом поясе. Должно быть, он умышленно принарядился получше, прежде чем прийти сюда. Около моего старого знакомого стояли хорошенькая быстроглазая девочка моих лет и высокий мальчик с умным, выразительным лицом и глубокими темными глазами.

— Здравствуйте, милая барышня, — приветливо произнес, протягивая мне руку, Никифор Матвеевич, — вот и снова свиделись. Я вас как-то случайно на улице встретил, когда вы с вашей гувернанткой и сестрицей в гимназию шли. Проследил, где вы живете, — и вот к вам и нагрянул. И Нюрку с Сергеем знакомиться привел. Да и напомнить вам, кстати, что стыдно друзей забывать. Обещались приехать к нам и не приехали. А еще у дяденьки лошади свои. Могли бы когда попросить к нам проехаться? А?

Что я могла ему ответить? Что я не только не могу попросить дать мне прокатиться, но и пикнуть не смею в доме дяди?

К счастью, меня выручила хорошенькая Нюрочка.

— А я такой точно и представляла себе вас, Леночка, когда мне про вас тятя рассказывал! — произнесла она бойко и чмокнула меня в губы.

— И я тоже! — вторил ей Сережа, протягивая мне руку.

Мне разом стало хорошо и весело с ними. Никифор Матвеевич присел на табурет у кухонного стола, Нюра и Сережа — подле него, я перед ними — и мы заговорили все разом. Никифор Матвеевич рассказывал, как по-прежнему катается на своем поезде от Рыбинска до Питера и обратно, что в Рыбинске мне все кланяются — и дома, и вокзал, и сады, и Волга, Нюрочка рассказывала, как ей легко и весело учиться в школе, Сережа хвастал, что скоро окончит училище и пойдет учиться к переплетчику переплетать книги. Все они были так дружны между собою, такие счастливые и довольные, а между тем это были бедняки, существовавшие на скромное жалованье отца и жившие где-то на окраине города в маленьком деревянном домике, в котором, должно быть, холодно и сыро подчас.

Я невольно подумала, что есть же счастливые бедняки, в то время когда богатые дети, которые не нуждаются ни в чем, как, например, Жорж и Нина, ничем никогда не бывают довольны.

— Вот, барышня, когда соскучитесь в богатстве да в холе, — словно угадав мои мысли, произнес кондуктор, — то к нам пожалуйте. Очень рады будем вас видеть…

Но тут он внезапно оборвал свою речь. Стоявшая у дверей настороже Дуняша (кроме нас и нее никого не было в кухне) отчаянно замахала руками, делая нам какой-то знак. В ту же минуту дверь растворилась, и Ниночка в своем нарядном белом платьице с розовыми бантами у висков появилась на пороге кухни.

С минуту она стояла в нерешительности. Потом презрительная улыбка скривила ее губы, она прищурила глазки по своему обыкновению и протянула насмешливо:

— Вот как! У нашей Елены мужики в гостях! Нашла себе общество! Хочет быть гимназисткой и водить знакомство с какими-то мужиками… Нечего сказать!

Мне стало ужасно стыдно за мою двоюродную сестру, стыдно перед Никифором Матвеевичем и его детьми.

Никифор Матвеевич молча окинул взглядом белокурую девочку, с брезгливой гримаской смотревшую на него.

— Ай-ай, барышня! Видно, мужиков вы не знаете, что гнушаетесь ими, — произнес он, укоризненно качая головою. — Мужика сторониться стыдно. Он и пашет, и жнет, и молотит на вас. Вы, конечно, не знаете этого, а жаль… Такая барышня — и такой несмышленочек. — И он чуть-чуть насмешливо улыбнулся.

— Как вы смеете грубить мне! — вскричала Нина и топнула ножкой.

— Не грублю я, а вас жалею, барышня! За недоумок жалею вас… — ласково ответил ей Никифор Матвеевич.

— Грубиян. Я маме пожалуюсь! — вышла из себя девочка.

— Кому угодно, барышня, я ничего не боюсь. Я правду сказал. Вы меня обидеть хотели, назвав мужиком, а я вам доказал, что добрый мужик иной куда лучше сердитой маленькой барышни…

— Не смейте говорить так! Противный! Не смейте! — выходила из себя Нина и вдруг с громким плачем бросилась из кухни в комнаты.

— Ну, беда, барышня! — вскричала Дуняша. — Теперь они мамаше побежали жаловаться.

— Ну и барышня! Я бы с ней и знаться не хотела! — неожиданно вскричала Нюра, все время безмолвно наблюдавшая эту сцену.

— Молчи, Нюрка! — ласково остановил ее отец. — Что ты смыслишь… — И вдруг неожиданно, положив мне на голову свою большую рабочую руку, он ласково погладил мои волосы и произнес: — И впрямь горемычная вы сиротинка, Леночка. С какими детьми вам приходится якшаться. Ну, да потерпите, никто, как Бог… А невмоготу будет — помните, друзья у вас есть… Адресок наш не потеряли?

— Не потеряла, — шепнула я чуть слышно.

— Непременно приходи к нам, Леночка, — неожиданно произнесла Нюра и крепко поцеловала меня, — я тебя так полюбила по тятиным рассказам, так полю…

Она не докончила своей фразы — как раз в эту минуту в кухню вошел Федор и произнес, делая строгое лицо:

— Барышня Елена Викторовна, к генеральше пожалуйте. — И широко распахнул передо мной дверь.

Я наскоро попрощалась с моими друзьями и отправилась к тете. Сердце мое, не скрою, сжималось от страха. Кровь стучала в висках.

Тетя Нелли сидела перед зеркалом в своей уборной, и старшая горничная Матреша, у которой Дуняша состояла в помощницах, причесывала ей голову.