Барракуда forever - Паскаль Рютер

— Вот и ты, наконец-то! — воскликнул Наполеон. — Я уж думал, ты провалился в толчок. Для такого шпингалета это было бы неудивительно.

Я опустился на корточки рядом с ним.

— Император, о мой император! Нам самим не справиться! Нужно позвать на помощь.

Он посмотрел на меня с такой безысходностью, что мне словно собака в горло вцепилась.

— Дедушка, мне страшно, — прошептал я. — Страшно за тебя.

Он улыбнулся мне так ласково, что я чуть было не расплакался. Потом проворчал сквозь зубы:

— Ты прав. Хорошему солдату следует признавать свой страх. Позвони ему. Но береги достоинство твоего императора. Это временный отход, и только. Я зову на помощь, но не собираюсь пресмыкаться, а предлагаю альянс.

— Естественно. Стратегический альянс.

— Ага, это не так уж плохо — стратегический альянс. Мы одурачиваем врага, морочим ему голову, а сами накапливаем силы. Знаешь, кто такой Джо Луис?

— Нет.

— Американец. Он всегда проделывал этот трюк. Делал вид, будто сдается, чтобы усыпить бдительность противника.

— Вот и мы сделаем то же самое!

— Ага! Усыпим бдительность недотыки.

* * *

Отец мгновенно снял трубку и почти не удивился.

— Еду, — сказал он, вздыхая.

Сказал так, будто сидел уже одетый, с ключом от машины в руке, и ждал моего звонка. За те полчаса, которые требовались ему на дорогу, я попытался выведать, почему Наполеон и мой отец с годами так отдалились друг от друга. Я предполагал, что император не пожелает отвечать, но, несмотря на свое плачевное состояние, он заговорил охотно:

— Я хотел сделать из него что-нибудь путное, чтобы он относился к жизни серьезно, но видел бы ты его на ринге — курам на смех… Он просто стоял свесив руки и озирался по сторонам… Все над ним потешались. Мне от стыда хотелось сквозь землю провалиться!

— Ты хотел, чтобы он был похож на тебя?

Он немного подумал, потом ответил:

— Нет, я не хотел, чтобы он был на меня похож, но чтобы не был настолько другим. Его интересовали странные вещи: математика, химия, литература. И марки! Они у него лежали повсюду! Он книги залпом глотал, бог ты мой! Я даже не знал, что их так много, этих книженций! Я иду делать ставки на тотализаторе, а он просит оставить его в библиотеке — представляешь? Он никогда не был подвижным, не дрался, зато едва ему в школе успевали задать уроки, как он бежал домой — и давай их делать… Я его водил на бокс, так он на втором раунде засыпал, а когда просыпался, начинал скулить, что отстает по геометрии и ему пора заниматься. Прямо как будто составил список всего, что меня радует, чем я мог бы гордиться, — и делал все наоборот. На самом деле это я во всем виноват, Коко.

— Ты виноват?

— Да, он пошел по кривой дорожке. Мне надо было лучше следить за тем, куда и с кем он ходит, держать его в строгости. К счастью, с тобой все должно быть в порядке, не то что с ним. Наверное, это передается через поколение — как-то так.

Он невольно застонал от боли, потом поднял бровь и спросил:

— А что у тебя по математике?

— По математике? Так себе, дедушка.

Он поднял большой палец.

— А как последний диктант?

— Тридцать семь ошибок, не считая знаков.

— Ну ты даешь! Правда, что ли?

— Конечно правда!

— А как ты относишься к урокам?

— Хорошо, просто прекрасно, я их никогда не делаю.

— А по поведению?

— Шесть замечаний с начала года.

— Неплохо, но еще есть к чему стремиться. Ты даешь родителям подписывать тетради?

— Нет, дедушка, никогда.

— Как выкручиваешься?

— Срисовал на кальку мамину подпись.

Мои небылицы его забавляли. Верил ли он в них? Какая разница!

— Какой же ты крутой, прям умрешь! — в восторге завопил я.

— Н-да? Умрешь? — проворчал он и сморщился от боли.

— Мой император, расскажи мне еще раз…

— Опять ту историю?

— Ну да…

— Но я же тебе сто раз ее рассказывал… Ладно, давай… Но это последний…

Когда-то, не знаю точно, когда именно, отец стал читать лекции для большой профессиональной аудитории. Разные цифры, проценты, графики, инвестиции…

— Всякие такие штуки, Коко, скучно до ужаса! Прямо до слез!

Дед подарил ему на день рождения красивый черный галстук, и отец счел это попыткой примирения.

— Спасибо, папа, — растроганно сказал он, — я его прямо завтра на лекцию надену.

— Я приду тебя послушать.

— Правда, папа?

Наверное, он был счастлив оттого, что Наполеон начал наконец принимать всерьез его профессию. Вот только галстук был куплен в магазине приколов, и в темноте на нем появлялась светящаяся голая женщина, нежная, как русалка. Папу приходили послушать банкиры и прочая изысканная публика, и папа произвел фурор. В зале сначала перешептывались, потом раздался взрыв хохота. И для всего банковского сообщества папа с тех пор стал банкиром в светящемся галстуке.

Папа ворвался в дом словно бешеный бык, готовый разнести все, что попадется на пути.

— На сей раз ты меня унизил! Все кончено.

— “Унизил”! Сразу громкие слова, — усмехнулся Наполеон. — Хоть раз ты сумел кого-то позабавить!

Эта история неизменно вызывала у меня некую неловкость и сожаление. И все же я снова и снова просил ее рассказать. Я воображал, как папа обрадовался при мысли, что отец наконец решил поинтересоваться его жизнью, представлял себе, какой стыд перед публикой и разочарование он испытал. И сердце у меня сжималось.

В тот день, вероятно почувствовав, что начинается важный этап в нашей жизни, я спросил у моего императора:

— Почему на самом деле ты сыграл с ним эту шутку?

— На то были причины, — сухо ответил он. — После того случая перестал. Понял, что все напрасно и ничего не выйдет.

— В каком смысле ничего?

Мне показалось, что он сейчас разрыдается. Послышался шум мотора. Хлопнула дверь.

— Тихо! Явился, — прошептал Наполеон. — Торопился, дождаться не мог, когда увидит меня в нокауте.

* * *

— И что было потом? Как все прошло? — нетерпеливо спросил меня взбудораженный Александр. — Рассказывай дальше!

— Мы отвезли его в больницу. Он не хотел там оставаться: слышал бы ты, как он орал на весь коридор! Кричал, что ему ничего не нужно, только пару таблеток аспирина.

— А на самом деле? Это серьезно?