Боевой 1918 год - Владислав Конюшевский

Младший сын там же, в Екатеринодаре, ходит в учениках приказчика. Но младшенького они собираются обратно домой выписывать, потому как старость не радость, да и за домом надо нормально следить, а сил уже мало. Но дети помогают. Постоянно, с оказией, либо деньги, либо вещи шлют. Чувствовалось, что старики гордятся отпрысками и радуются тому, что те в люди выбились.

В общем, нормальные у нас хозяева попались. Без гнильцы. Я, правда, первые пару дней еще достаточно зорко следил за ними. Но ничего не указывало на какие-либо подляны с их стороны. Так и провели пять дней. Чендиев получал лечение. Студент в основном отирался в доме, а я делал променады по городу. Пропитывался, так сказать, обстановкой и временем. Заодно разъяснил для себя то, что меня царапало с момента неудачного расстрела.

Ведь все мои куцые знания об истории гражданской войны говорили, что не должны власти вот так просто гражданских стрелять. Позже – да. Там уже особо не миндальничали. Но обывателей за какие-то серьезные проступки обычно вешали. Публично. С оглашением приговора и с целью дальнейшего запугивания населения. То есть это имело смысл. А здесь – ни здрасьте, ни до свидания. Собрались вывезти под вечер и шлепнуть по-тихому. Логики я тут не видел. И только слушая разговоры горожан и приезжих, вроде стал понимать, что к чему. Севернее были территории, контролируемые Добровольческой армией под командованием генерала Корнилова. Части этой армии сейчас выбили из Ростова, и они движутся в сторону Екатеринодара. При этом народ поговаривает, что Корнилов уже убит, а руководство принял генерал Деникин. То есть там сейчас активно воюют.

А здесь окопались какие-то казачьи подразделения, под командованием Краснова. Который, к слову сказать, не подчинялся командованию Добровольческой армии. Да и не собирался подчиняться, потому что контролируемая им территория считалась вообще другим государством! Этот бывший царский гвардеец от имени нового государства заключил договор с немцами (с врагами!), заручившись поддержкой казачьей старшины. И принялся наводить свои порядки. Казакам и к ним примкнувшим тут оказывался полный респект и уважение. А к иногородним и не примкнувшим здесь допускался любой беспредел. Особенно на местах. Вот мы под этот замес и попали.

В принципе, зная презрительное отношение чубатых к пришлым (таким же русским, таким же православным), я этому почему-то совсем не удивлен. Сюда немного не вписывался местный спекулянт, но как я уже предполагал, его скорее всего тупо ограбили (судя по всему, очень нехило), а потом по-тихому решили актировать, чтобы волна от беспредела не пошла. Скажут родственникам, что он бежать пытался, и пойди пойми, так это было или не так. В эту схему неплохо ложился и золотопогонный наркоша. Он явно не казак. Варяг пришлый. Почему тогда здесь, среди казаков и на такой должности? Да вот именно поэтому! Родни, скорее всего, в здешних краях не имеет. К окружающим не снисходит. Судя по замашкам – не фронтовик. При этом борзый до невозможности. Значит, имеет волосатую лапу где-то наверху. Вот и ведет себя, как наши менты в девяностых, беспредельничая по полной и отстегивая положенную мзду выше. А если вдруг поднимется ропот, то такого человека не жалко и слить. Или, в зависимости от ситуации, перевести куда-то в другое место…

* * *

А на шестой день, попрощавшись с хозяевами, решили двигать из столь негостеприимной местности дальше. Дырка в ноге у Магомеда не то чтобы зажила, но он уже мог вполне сносно передвигаться. Выйдя за город, я думал, мы просто разбежимся, но этот абрек меня удивил. Подойдя вплотную, он, глядя мне в глаза, глухо сказал:

– Тшур. Я тэбэ уже гаварыл – мнэ сичас ошень нада к сваим. А патом я тэбэ в Ростове найду. Долга на мнэ. Долга жизны…

После чего порывисто обнял и, не оглядываясь, двинул куда-то в сторону далеких холмов. Какое-то время я глядел на прихрамывающую фигуру, а потом, повернувшись к Бурцеву, предложил:

– Ну что, студент? Пошли, что ли…

И двинули мы в сторону Ростова. Под Екатеринодаром сейчас очень нездоровое шевеление идет. С довольно сильными, по местным меркам, боями. А в Ростове уже тихо. Да и расстояние да него плевое – чуть меньше трехсот километров. На машине бы часа за четыре доехал, не нарушая правил. Но ноги не колеса, поэтому планировал за пару дней дойти до Покровской. Там железнодорожная станция есть. Вот оттуда и будем смотреть, как же нам сесть на поезд и добраться до Ростова. Бурцев, правда, волновался, хватит ли у нас денег, так как из финансов остался только золотой червонец. На это я достаточно легкомысленно махнул рукой:

– Не переживай. Как говорил Остап Сулейман Берта Мария Бендер Бей, он же Бендер Задунайский, деньги будут валяться под ногами. Наша задача – их вовремя заметить и подобрать.

Дорога была пустынной, весеннее солнышко не только светило, но и немного пригревало, ощущение какой-то внутренней легкости с каждым днем становилось все сильнее, так что настроение было хорошим и тянуло побалагурить. Только Серега шутливого тона не принял. Он как-то задумчиво протянул:

– Странные у вас знакомые… – и тут же без перехода ляпнул: – А вы знаете, товарищ Чур, что еще больше помолодели? Теперь вам максимум лет тридцать пять – сорок можно дать. И глаза у вас синими стали. А были темными. Это я точно помню.

– И что теперь? Мне необходимо срочно состариться и почернеть взором?

– Нет, ну… Просто я в последнее время над этим постоянно думал. И, кажется, придумал…

Заинтересовавшись, я даже шаг сбавил:

– Ну-ка, ну-ка?

– Мне два года назад попалась книга одного английского автора. Называется «Портрет Дориана Грея». Так там портрет старел, а человек, изображенный на нем, всегда оставался молодым. Может, все, что написал Оскар Уайльд, правда, и у вас где-то тоже портрет есть?

Я хмыкнул:

– Не сходится. По твоей теории, это я должен быть портретом, так как изначально пребывал в морщинах и облысении.

Бурцев взмолился:

– Но ведь должно быть хоть какое-то объяснение!

– Пф-ф! Легко. Допустим, попал я, весь больной, на излечение к бабке знахарке. Шел по лесу раненый и уже совсем собрался помирать. А тут вдруг избушка. А в ней бабка. Пожалела она стара молодца и влила в него какую-то гадость несусветную, от которой у него речь с памятью отбило, но зато вылечило на славу. Ну а наутро, блюдя честь девичью, она постороннего мужика с хаты выставила, и пошел я, солнцем палимый, к людям. Лечение же тем временем не останавливалось. Вот ты помнишь, у меня шрам на руке был?

Студент ошарашенно кивнул и добавил:

– У вас и на ноге тоже был. Я видел, когда вы еще в мешке ходили.

– Теперь их нет!

Серега окончательно офигел и жадно спросил:

– А это правда? Ну, про бабку? И как ее найти можно?

– Эй! Осади. Я же тебе сказал, что память у меня та микстура отбила. Я даже не знаю, сколько времени прошло до тех пор, пока себя осознавать не начал.

Бурцев обрадовался: