Игрек Первый. Американский дедушка - Лев Корсунский

Безмолвные тени зрителей соснами качались над обнаженными телами, возбуждаясь от зрелища чужой любви. Алевтина и Игрек не удостаивали их вниманием.

«Какое счастье — сгореть вместе с моим ангелом в огне! — блаженствовала Ведьма. — Очистительный огонь… Кажется, я уже обуглилась изнутри…»

* * *

Плаксивый детский голосок совсем рядом поднял стыдливую Ведьму с земли. Ребенку не следовало видеть оргию. Во всем, что касалось детей, Алевтина была девушкой строгих нравов.

Вакханка опустила глаза на своего любовника. И обомлела.

На земле в изнеможении раскинулась она сама. Алевтина. Ведьма. Сумасшедшая баба.

«Кажется, я все-таки разбилась! — на удивление спокойно отметила непонятная особа, вспомнив про свободное падение. — Ку-ку!»

* * *

Визуальное изучение неподвижного тела, покоившегося на траве, — тактильное, даже обонятельное — подтверждало несомненную истину: означенное тело принадлежало Алевтине. Оно было прохладным… Пахло духами — «Шанелью № 5», последнюю капельку которых девушка выдоила утром из флакона.

Ведьмовское любопытство пересилило в Алевтине человеческий умопомрачительный страх.

«Если я лежу на земле, то кто же стоит над телом? Наверно, я умерла от счастья, а душа моя отлетела и вознеслась над оставленной плотью… Душу увидит только Сизарь… Вообще-то он шарлатан — видит те души, за которые ему платят деньги, а за меня ему не дадут ни шиша…»

Версия об отлетевшей душе не утешила девушку, потому что не соответствовала действительности.

Во — первых, Алевтина ощупала себя. Оказалось, что она не бестелесный дух, а вполне ощутимая телесная оболочка.

И во — вторых: где Игрек? Успел незаметно юркнуть в кусты, чтоб пописать?

Алевтина скользнула рукой по своему телу.

О боже! Между ног, где приличествовало только пушиться шелковистой растительности, девушка нащупала бодрый фаллос, которого у нее сроду не бывало. Волосатая мошонка тоже не порадовала Тину.

Дальнейшее обследование тела показало, что вместо двух теннисных мячиков девичьей груди осталось ровное место, и что самое ужасное — волосатое.

«Мои дамские прелести быльем поросли…» — не осознавая еще величины своих утрат, рассудила Ведьма. Так солдат, у которого в бою оторвало ноги, хладнокровно разглядывает свои обрубки.

Физиономия тоже на ощупь была незнакомая… и не женская.

Короткая стрижка…

«Я Игрек!» — наконец осенило Алевтину.

Осознав свое открытие, девушка узнала и родной фаллос, и мошонку, и даже лицо.

«Каким образом я превратилась в Игрека? Это раз».

«Может быть, меня еще можно спасти от смерти, если вызвать „скорую“? Это два».

Под собой Алевтина подразумевала распростертое на траве неподвижное тело.

Ведьма склонилась над ним. Дотронуться до самой себя теперь казалось ей немыслимым. Как поднять собственную отрезанную ногу.

Страх за свою жизнь, однако, заставил девушку преодолеть отчуждение от своей плоти.

Девичье тело было ещё теплым, оно пребывало в глубоком сне.

Тина попыталась растолкать спящую.

Безуспешно.

Летаргический сон или кома?

Ведьма не сомневалась, что «скорая помощь» не спасет, а погубит девушку. О том, как ее спасти, можно уразуметь, если ответить на убийственный вопрос: что произошло?

* * *

Ответ могли по достоинству оценить только в Воробьевке.

Метафора с переселением душ оказалась неприкрашенной реальностью. Душа Ведьмы, слившись в любовном экстазе с душой ее любимого, переселилась в его тело — это и дало ощущение свободного полета. Кто скажет, что ведьмам такое неподвластно?

Объяснять чертовщину — гиблое дело, и все же Ведьма от своей белиберды почувствовала успокоение. И вместе с ним испытала естественную для всего живого потребность сделать пи-пи. Отлить, как сказал бы Игрек.

Девушка отошла в сторонку. Приняв привычную позу раскоряки, вызывавшую глуповатый смех у Игрека, Ведьма спохватилась: она перестала быть женщиной.

Облегчаясь как мужчина, Алевтина получила огромное удовольствие. Эстетическое. И чувственное. С детства шалунья завидовала мальчишкам. У них присутствовало упоительное ощущение обладания, а у нее — тягостное — отсутствия.

Всласть наигравшись с забавной штуковиной, Ведьма обернулась к телу Алевтины.

Тело она прикрыла одеждой перед тем, как отлучиться в кусты по малой нужде. Теперь оно было обнажено. Возбужденный детина, подвывая от нетерпения, стаскивал с себя джинсы. Освободив от штанины одну ногу, он потерял равновесие и рухнул на землю. Огласив окрестности злобной бранью, насильник на четырех конечностях пополз к вожделенному телу.

— Скот! Ты куда! — ничего лучше Алевтина выдумать не смогла.

Отвращение к похотливому животному… страх из‑за того, что звероподобный дядька осквернит любимое тело (покинув его, девушка впервые испытала материнскому нежность к беззащитной Але)… лишили ее дара речи. Заметив голого парня, насильник оценил ситуацию.

— Браток, будь человеком! Попользовался девкой, дай другому чуток полюбиться! — Мужик встал на ноги.

При виде возбужденного детородного члена девушке захотелось кастрировать негодяя. Впервые в жизни испытав подобное желание, Алевтина подумала:

«Может, во мне говорит ревность? Я все-таки уже не только женщина… не столько женщина… я мужчина…»

Для подтверждения дикого умозаключения Ведьма инстинктивно коснулась детородных органов. И узнала, что мужчина чувствует себя униженным в присутствии себе подобного, если у того воодушевлен фаллос.

— Пошел вон, козел! — Алевтина ударила бы мерзавца, но ею владел страх прикоснуться к его нагому телу, случайно коснуться пульсирующего от любовного желания пениса.

— Брат! — добродушный мужик продолжал увещевать несговорчивого кавалера. — Девка от тебя вообще ухандокалась! Даже копыта откинула! Она и не почует, кто ее уделает! Дай хоть одну палку кину!

От водочного перегара у Алевтины помутилось в голове. В сумерках поросшее густыми волосами тело выглядело черным. Орангутанг. Пенис обезьяны приветливо ткнулся девушке в живот.

— Чего ты как неродной? — животное задыхалось от страсти.

Обеими руками Алевтина отпихнула его.

Падая, мужик лягнул Ведьму в мошонку.

От боли она вылетела из реальности.

Когда Алевтина очнулась, орангутанг с плотоядным сопением устраивался на бессильном девичьем теле.

— Милиция! — тоненьким голоском проверещала Алевтина. — Насилуют!

— Кто насилует! Кто насилует! — испуганно забурчал обезьян. — Она сама мне дала!