Кто такая Мод Диксон? - Александра Эндрюс

Изначально она хотела стать писательницей, чтобы все узнали: Флоренс Дэрроу – гений. Но в те годы в Гейнсвилле ей больше всего нравилось то внезапное ощущение, что она вовсе не Флоренс Дэрроу. На короткое время, сидя перед компьютером, она забывала свое «я» и становилась тем, кем хотела.

Это была поразительная мысль: если удастся справиться с задачей – пожить чужой жизнью – то и собственная будет наконец чего-то стоить.

______

Следующий день выдался холодным и солнечным. В девять тридцать, до начала утренних планерок, Флоренс поднялась на лифте к кабинету Саймона и спросила, может ли он ее принять. Его помощнице Эмили это, похоже, не понравилось. Она была милая – именно она пыталась разговорить Флоренс и Люси в тот первый вечер в «Рыжем Жаворонке», – но, как и большинство помощниц, связывала свою значимость с авторитетом босса. Тем не менее она заглянула в его кабинет, а когда вернулась, сказала Флоренс, что та может войти.

– Итак, Флоренс, чем обязан такой чести? – спросил он, вытягивая перед собой руки, как фокусник, которому нечего скрывать.

Флоренс сказала ему о своих рассказах и протянула распечатанные утром страницы.

– Раз уж вы принимаете заявки из нашего стойла…

Саймон положил стопку на стол и аккуратно ее поправил. Казалось, он испытал облегчение, узнав причину ее визита.

– Прекрасно. Я постараюсь посмотреть в эти выходные. Уже в предвкушении.

Флоренс на мгновение остановилась перед его столом, не зная, что делать дальше. Они молча улыбнулись друг другу.

– Ну ладно, – сказала она и вышла.

______

В ту ночь Флоренс не могла уснуть. Она станет настоящим автором – ее опубликуют!

Все выходные она представляла себя на вечеринке в красивой квартире с окнами до полу, старинными коврами и вазами. Все хотят с ней поговорить. Она одета в черное платье, мягкий свет ламп мерцает на ее щеках. Играет джаз. За окнами зима… Флоренс любила зиму – трудно было представить себе что-то более непривычное для Флориды. Ей нравилось выходить на улицу укутанной в несколько слоев одежды и видеть, как дыхание превращается в пар. «Душа твоя явилась», говаривал в таких случаях пастор Даг, хотя температура в Порт-Ориндже редко опускалась ниже десяти градусов тепла.

В понедельник она вновь пошла к Саймону, но Эмили сказала, что он на совещании. Флоренс вернулась к своему рабочему столу, тщетно пытаясь хоть на чем-то сосредоточиться. Наконец в пять вечера в ее почтовый ящик упало письмо. Флоренс быстро пробежала его глазами.

Флоренс перечитала письмо еще раз, уверенная, что что-то пропустила. Но больше ничего там не было. Он ей отказал.

Флоренс сидела на подоконнике в своей комнате, свесив босые ноги наружу. Было уже больше двух часов ночи, и на улице опустело, если не считать немногочисленных машин, изредка пересекавших 31-ю улицу. Она постукивала пятками по кирпичной стене и просматривала фотографии на телефоне. Там были десятки снимков Хлои и Табиты в школьной форме и несколько фото Ингрид, сделанных в тот день, когда она забрала девочек. Флоренс увеличила изображение ее лица. Присмотревшись, поняла, что морщинки вокруг глаз – это «лучики» от улыбки.

Благодаря сбою какого алгоритма ей удалось обойти Ингрид Торн, пусть и всего на одну ночь? Что могла дать Саймону Флоренс Дэрроу, чего не могла бы Ингрид? Ведь Флоренс была безвольной, бездарной и жалкой. Полной противоположностью Ингрид Торн.

Впрочем, возможно, этим все и объяснялось. Возможно, Саймон решил передохнуть. На одну ночь он захотел овсянку вместо стейка. У него просто устали челюсти.

До чего же прожорлив, подумала Флоренс.

О такой жизни, как у него, она могла только мечтать. Спит на выглаженных простынях. Коллекционирует первые издания. Отсчитывает чаевые швейцарам на Рождество. Трахает Ингрид, трахает Флоренс. Трахает, кого хочет. Жизнь Саймона была именно такой, какой он хотел: удобной, тщательно организованной, безопасной.

Он никогда не думал, что эта ночь – или сама Флоренс – хоть что-то изменят в его жизни. Этого и не произошло. Он, как обычно, просыпался рядом со своей очаровательной женой. Ничего не опасаясь, не чувствуя никакой вины.

Она сделала глоток бурбона из стоявшего рядом бокала и почувствовала, как обжигающий напиток постепенно согревает ее изнутри, словно кто-то идет по старому дому и включает в каждой комнате свет.

«А что, если слегка подпортить его идеальную картинку?» – подумала Флоренс. Ничего радикального. Просто царапина на стекле очков, досадное напоминание, которое больше не позволит ему смотреть на жизнь как на что-то безупречно чистое и безопасное. Напоминание о необходимости быть благодарным за то, что у него есть.

И без дальнейших раздумий она отправила ему по почте все сделанные ею фотографии его семьи. Напечатав тему письма, она улыбнулась: «Есть кое-что интересное».

На следующее утро Флоренс проснулась с ощущением, что человека, которым она была до прошлой ночи, больше не существует. Он отвалился, как мертвый ноготь, вынужденный уступить место новому, растущему под ним. Вот уже несколько месяцев внутри нее зрело что-то незнакомое, лишенное защитной оболочки, и она даже не осознавала этого, пока это нечто не прорвалось наружу.

Она чувствовала себя полной сил и надежд, хотя и не обольщалась насчет того, что Саймон бросится публиковать ее рассказы. С такой же вероятностью он мог переслать ее письмо в отдел кадров. Но сейчас ей было достаточно представить, с каким лицом он его читает.

О его решении она узнала сразу, придя на работу. Мигающая лампочка на телефоне указывала на новое голосовое сообщение. Это был начальник отдела кадров, который просил ее немедленно зайти. Спустя три дня в семь утра к ней домой прибыл курьер, чтобы вручить документы. Мало того, что Флоренс уволили, так еще Саймон и Ингрид добились судебного запрета для нее на контакты с их семьей.

По идее она должна была растеряться или испугаться – у нее не было ни сбережений, ни перспектив найти другую работу, но она чувствовала лишь облегчение и радостное возбуждение. Выбив по неосмотрительности крышку аварийного люка, она вылетела из своей прежней жизни и теперь, стоя снаружи, могла видеть, какой, в сущности, ничтожной была эта жизнь.

В университете она прочла «Имморалиста» Андре Жида и прониклась симпатией к главному герою, Мишелю, презиравшему «мирное счастье домашнего очага» – комфорт вместо славы. Но все это время стремилась именно к спокойной, уютной жизни, – как у Агаты. Хотя на самом деле всегда хотела большего, гораздо большего. Благодаря одному нестандартному поступку она вновь обрела уверенность, что это большее где-то существует и ждет ее. Ей просто нужно до него добраться.