Красный газ - Эдуард Тополь

– В чем дело? – посмотрел Шатунов на полковника Синего, потом перегнулся через стол Тусяды и взял лист бумаги с машинописным текстом. Он еще не кончил читать, когда за окном, на освещенной яркими фонарями улице, Петр Тусяда остановил проезжавшую мимо ненецкую оленью упряжку, сел в нее и уехал.

Настенные часы показали 18 часов 30 минут, красный правительственный телефон на столе Тусяды заворчал негромким приглушенным звоном. Никто не брал трубку. Белый лист с машинописным текстом шел по рукам под эти настойчивые, с ровными интервалами, телефонные звонки. Вот что было напечатано на этой бумаге:

РАПОРТ

Начальнику Ямало-Ненецкого управления милиции полковнику Н. Синему

Проводя очередной обход Полуйского района г. Салехарда, сегодня, 11 декабря, в 18 часов 10 минут дежурный патруль в составе трех человек и под командой старшего сержанта милиции Орлова заметил, что калитка коттеджа главного геолога треста «Ямалнефтегазразведка» тов. Розанова П.Р. открыта. Войдя во двор коттеджа, патруль обнаружил в снегу возле финской бани замерзший голый труп тов. Розанова со следами зверской расправы: отрезаны уши и половой орган. Отрезанный половой орган находится во рту у жертвы. Одежда и документы убитого исчезли. В метре от убитого, на снегу, обнаружена брезентовая рукавица с биркой лагеря № РС-549 и написанными на подкладке химическим карандашом инициалами «Т.З.», что может свидетельствовать о принадлежности этой рукавицы одному из бежавших из лагеря № РС-549 преступников, а именно – Тимуру Залоеву…

Пока мы читали, Шатунов короткими фразами отрывисто переговаривался с полковником Синим:

– Район оцеплен?

– Уже оцепляем.

– Сколько следователей на месте преступления?

– Из нашего угро туда только что выехали Ковров, Вэнокан и проводник служебных собак Теличкин.

– Сколько собак?

– Три…

– Хорошо. Рукавицу – майору Оруджеву для опознания. В доме Розанова ничего не трогать до моего приезда! – распорядился Шатунов и поднял наконец телефонную трубку. – Слушаю, товарищ Богомятов… Нет, Тусяда уехал, это майор Шатунов… Нет, к сожалению, не пойманы, но находятся в Салехарде… Знаю потому, что только что найден третий труп. Убит главный геолог «Ямалнефтегазразведки» Розанов…

Даже по непроницаемому лицу Шатунова было видно, что на том конце провода звучит далеко не печатная, но веская партийная терминология. Только изредка Шатунову удавалось вставлять:

– Нет, теперь не уйдут… Понимаю, но теперь они не уйдут…

Наконец он дослушал все, что говорил ему по телефону Богомятов, коротко ответил «Слушаюсь», положил трубку и повернулся к нам:

– Нам дали отсрочку до утра. Но если мы их не возьмем… Ну, сами понимаете. А теперь все следователи – за мной, на место происшествия! – И предупредил всех прочих, шумно поднявшихся на ноги: – Остальным там делать нечего, все – в оцепление!

Между тем то, что всего несколько часов назад казалось недостойной внимания бредятиной и дикими суевериями, обернулось, едва был найден труп Розанова, чуть ли не массовым безумием. Еще бы, за два дня – три убийства, да каких! С загнанными в горло «хотэ»! Короче, толпа есть толпа, сколько ты их ни воспитывай и ни учи атеизму и материализму. О найденной во дворе розановского коттеджа брезентовой рукавице, подтверждающей, что убийства – дело рук беглых зеков, а не духов тундры, никто теперь в Салехарде и слышать не хотел! «Духи тундры казнят русских», – понеслось по городу из уст в уста. И улицы Салехарда вымерли. В семейных домах русские баррикадировали двери и окна. В рабочих общежитиях горел свет: холостые мужчины упаковывали чемоданы. Бежать из тундры!.. В Лабытнангах, поселке на западном берегу Оби, где находится железнодорожная станция, на вокзале было столпотворение. Вахтовые рабочие штурмовали билетную кассу, безбилетники прорывали на перроне милицейское оцепление вагонов, и отправление поезда Салехард – Москва пришлось задержать на три часа.

В этой давке и драках за билетами несколько человек получили увечья, человек тридцать были арестованы за хулиганство и неподчинение милиции.

Но это не помогало. Какой-то пьяный взобрался на мусорную урну рядом с билетной кассой, истерически хохотал и выкрикивал над потной, штурмующей кассу толпой:

– Наб…ли в тундре?! От грехов бежите?! А кто у ненцев соболей за пол-литра рвал? Яйца свои спасаете?! Ха-ха-ха! А кто в реки тут нефть сливал? А? А кто ненецких девочек трахал? А теперь яички свои спасаете, п…рванцы! А кто в тундру сифилис привез, я вас спрашиваю?!

– Заткнись, падла! Сам такой… – крикнули ему из толпы.

– Правда глаза режет? – весело отвечал пьяный. – Джека Лондона на вас нет! Он бы вас всех описал, строителей коммунизма, мудозвонов тундровых!

– Я тебе сейчас сам уши отрежу! – ринулся к нему кто-то.

– Бичи! – весело крикнул пьяный. – А я что? Я не отказуюсь! Я тоже тут наб…л! Я тут тоже нашкодил! Но пусть в меня камень бросит тот, кто без греха! А? Нету таких? Но я, тля, откуплюсь счас от тундровых духов! Я откуплюсь! – Он не то свалился, не то спрыгнул с урны, нырнул сквозь толпу на привокзальную площадь, достал из-за пазухи толстенную пачку заработанных, наверно, за год денег и стал швырять их тундровому ветру: – Все! Все отдаю! Держи, тундра! Ну, кто еще смелый отдать тундре награбленное, тля!..

Тут его, конечно, арестовали, но и в милиции он выворачивал свои карманы, швырял на пол последнюю мелочь и юродствовал:

– А в чем дело? Я их тут зарабатывал – я их тут выбросил! Имею право! Мне мои яички дороже! Прошу занести в протокол: бурильщик Трофимов свои яйца у ненецких духов выкупил!..

Наутро ни одна русская семья не пустила детей в школу, и большинство русского населения города не вышло на работу. Примерно то же самое происходило в 1960-х годах в Москве, когда милиция две недели не могла поймать убийцу-садиста Ионесяна, который каждый день убивал по ребенку…

Шатунов, чтобы пресечь распространение этого безумия по краю, приказал отрезать Салехард и Лабытнанги от связи с внешним миром: остановить отправку почты, не давать частных телефонных звонков в другие города, закрыть аэропорт для вылета частных лиц и отменить отправление поездов.

Он назвал эту акцию «психический карантин».

Но в Оперативном штабе никто, конечно, не верил ни в каких «духов тундры» и прочую чертовщину.

На крутом берегу реки Полуй, притока Оби, в новеньком коттеджном поселке местного начальства, который жители Салехарда прозвали «Лауреатником», поскольку почти все местное начальство уже было лауреатами государственных и прочих премий за открытие и разработку газовых месторождений, находился коттедж Розанова. Он был оцеплен милицией, а двор освещен фарами автомашин и установленными в окнах прожекторами. При этом свете во дворе уже третий час мучились майор Оруджев и местный, салехардский, проводник служебно-разыскных собак – сержант Теличкин. Оруджев доставал из целлофанового пакета найденную на месте убийства Розанова рукавицу Залоева, давал обнюхать ее собаке, а затем делал рукой широкий круг и говорил негромко: