Огонь в ночи - Ирина Мясникова

Панкратьева, в первый и последний раз побывавшая на заводе Зотова, охарактеризовала его как большой бардак на производстве. Все ее попытки объяснить Зотову, что заводом надо руководить по науке, а не из дзена, успеха не имели. Зотову завод достался совершенно загадочным образом, и совершенно загадочным образом продолжал функционировать, держась на энтузиазме чудом оставшихся на заводе старых кадров. Однако старые кадры начали постепенно с завода утекать. Зотов приезжал на работу после обеда и терзал персонал до позднего вечера, заказы он добывал с помощью чудовищных откатов, выстраивая таким образом финансовую пирамиду, когда по обязательствам текущих заказов ответить без авансов на новые было практически невозможно. Так же дело обстояло и с кредитами. Выяснив для себя принципы, которыми Алик Зотов ведет свои дела, Анна Сергеевна Панкратьева ужаснулась и категорически запретила ему подходить к ее предприятию ближе чем на пушечный выстрел.

И вот, опять полез! Ну ничего, на этот раз, если он слов не понимает, то может получить от нее вполне приличную свинью. Хотя «Спецгаз» для себя явно уже все решил, просто подстраховаться хотел, да еще один чемодан денег от Зотова срубить, уже по общему с фирмой Панкратьевой проекту. Наверняка звонить он главному инженеру не будет, не дурак, все понял. А Зотов теперь будет на нее дуться. Но тут уж он сам виноват.

Со всеми этими делами Панкратьева совершенно забыла о Федьке. С голода тот, конечно, не помрет, еды полный холодильник, но кроме еды вообще-то неплохо было бы с ребенком позаниматься. А то в последнее время она только и успевает его в макушку целовать.

Дома ее ждала сонная тишина и гора грязной посуды. Федька уже завалился спать. Судя по количеству посуды и практически пустому холодильнику, наверняка у сына были гости. Панкратьева традиционно поцеловала спящего сына в макушку и отправилась убираться на кухне. Вот интересно, раньше ребенка было не заставить посуду помыть, а теперь он ее даже в посудомойку складывать ленится. Панкратьева прибралась, запустила посудомойку, вымыла плиту и раковину, тихонько включила телевизор на кухне и села покурить. В телевизоре ничего интересного не было, и она отправилась в спальню, решив на сон грядущий посмотреть свой самый любимый американский фильм про большую и чистую любовь. Под фильм она и заснула.

Проснулась Панкратьева в середине ночи от холода. Экран телевизора тускло светился, а рядом под одеялом не было теплого Зотова. Панкратьева перепугалась и кинулась звонить Зотову на мобильный. Трубку взяли не сразу, и Зотов тусклым голосом сообщил ей, что все в порядке и скоро он будет дома. Через час он так и не появился, Панкратьева позвонила снова и услышала из трубки рычание, что он сейчас занят и требует, чтобы Панкратьева оставила его в покое. Анна Сергеевна обиделась и разозлилась. Вот гад, мало того что испортил ей вечер, так еще решил и ночь испоганить. У Панкратьевой было твердое убеждение, что если люди решили вместе жить, то спать они должны тоже вместе. Ну кроме, разумеется, больниц и командировок. Алик Зотов эти взгляды Панкратьевой знал прекрасно и, во всяком случае, на словах полностью разделял. Более того, он знал, что первой мыслью при его внезапном ночном отсутствии у Панкратьевой будет мысль о том, что он в больнице при смерти. То есть на момент ее первого звонка он уже точно должен был предполагать, что она перепугалась.

Судя по его голосу, у Зотова точно все было в порядке, и более того, Панкратьевой показалось, что он попросту где-то спит. И наверняка это где-то находится в его собственной квартире на Невском проспекте. Это он ей так решил отомстить за прокол со «Спецгазом». А так как Панкратьева никакой вины за собой не чувствовала, она разозлилась не на шутку и недолго думая представила себе Александра Васильевича Зотова и шандарахнула ему золотистым шаром прямо по лбу. Конечно, никакого такого крайнего случая не было и никакие слезы из глаз не брызнули. Злость – она от слез первое лекарство. Но тем не менее удержаться от соблазна Анна Сергеевна никак не смогла. После этого довольная собой Панкратьева отправилась на кухню, сделала огромный бутерброд со всякой вредной едой, которая была необходима для роста детского Федькиного организма, и с большим удовольствием слопала его, запивая сладким чаем. Затем выкурила сигарету, вернулась в кровать и заснула как убитая.

Проснувшись утром от рева будильника, она с удивлением обнаружила рядом с собой спящего Зотова.

Более того, пока она варила себе утренний кофе, Зотов пришлепал на кухню, ткнулся носом ей в затылок и заканючил, во всем признаваясь и прося прощения. Такое поведение было совершенно не в характере Александра Васильевича Зотова, владельца завода, квартиры на Невском проспекте и «мерседеса» последней модели. И Панкратьева в очередной раз удивилась работающему волшебству золотистых шаров. Кроме того, в отличие от прошлого раза после применения секретного оружия она не заметила в себе никаких признаков энергетического пробоя. Видимо, выброс энергии, отправленной ночью Зотову по лбу, был не такой мощный, как в прошлый раз, и ей удалось быстро восстановиться.

Панкратьева даже почувствовала в себе какие-то угрызения совести. Мало того что насолила Алику со «Спецгазом», так еще и отлупила его волшебными шарами по голове. Захотелось даже ни на какую работу не ходить, а завалиться в теплую кровать и закрутить с несчастным и измученным Зотовым ту самую большую и чистую любовь, которую она наблюдала вечером в любимом американском фильме.

Панкратьева быстро отогнала от себя эти добрые и ленивые мысли, однако главным аргументом все-таки было не чувство долга и ответственности, а то, что Федька вот-вот проснется и будет собираться в школу. А уж при взрослом детеныше, собирающемся на свою детскую работу, какая может быть любовь, особенно большая и чистая?

Алик Зотов на самом деле был вовсе никаким не Аликом, а совсем даже Александром Васильевичем. Просто его маме очень нравилось имя Алик и совсем не нравилось Альберт. Поэтому официально зарегистрировали его Александром, а между собой звали Аликом. Иногда он даже удивлялся, когда кто-нибудь неосведомленный вдруг называл его Сашей. Ну какой же он Саша? Он самый настоящий Алик, еще бы Шурой назвали.

С детства Алик очень увлекался биологией, всякими таракашками и жучками, которых хранил в спичечных коробках, чем неоднократно вызывал отцовский гнев. Отец членистоногих не уважал, поэтому в конце концов завел себе зажигалку, чтобы не нарываться на неприятные сюрпризы каждый раз, когда ему захочется покурить.

После школы Алик поехал в Ленинград, поступать в университет на биофак. С первого раза, как это бывает со всеми поступающими в университет безо всякого блата, он не поступил. Пришлось отслужить в армии, а затем продолжить штурм университета. Уж чего-чего, а упрямства Зотову было не занимать. В армии он увлекся восточными единоборствами и китайской философией, в результате чего в голове его все перевернулось ровно на сто восемьдесят градусов. То есть если раньше Алик Зотов, как приличный пионер и комсомолец, был завзятым материалистом, то после армии его представление о мире изменилось кардинально. Алик перешел на позиции субъективного идеализма и считал, что весь мир закручивается в спираль именно вокруг него и существует только в той степени, какую его божественная сущность может допустить. Несомненным практическим результатом своих новых убеждений Алик Зотов считал поступление в университет. И не только поступление, а успешную в нем учебу и его окончание. В процессе учебы Алик все больше и больше углублялся в философские кущи, с большим трудом добывая книги отца учения дао великого Лао Цзы, или, как его зовут европейцы, Конфуция. Ленинградский университет в конце восьмидесятых, несомненно, был гнездом всяческих вольностей, и лекции некоторых профессоров психологии проходили с аншлагом. Алик с большим удовольствием проникал на факультет психологии и занимался дополнительно, как вольный слушатель.