Рассекречено? Правда об острых эпизодах советской эпохи - Владимир Воронов

В нашей литературе его упрямо величают белоэмигрантом, белогвардейцем, монархистом и даже мстителем за царскую семью. Но Борис Коверда, родившийся в 1907 году, уж точно не мог быть «белогвардейцем» — хотя бы в силу своего возраста. Да и эмигрантом его назвать сложно: он уроженец города Вильно, который с 1920 года был в составе Польского государства. Сам он на суде заявил, что гражданство его «неопределенное», хотя «отец мой, кажется, является польским подданным». Уточнив, что «вероисповедания православного» и «по национальности русский». Но отец его, Софрон Коверда, на том же суде, подтвердив, что является польским гражданином, вполне недвусмысленно заявил под присягой: «я — белорус, жена моя также». Относительно гражданства Бориса Коверды все точки над «i» расставил главный обвинитель, прокурор Казимир Рудницкий, назвав подсудимого польским гражданином.

На суде Коверда стоял на том, что убил Войкова как «представителя международной банды большевиков», «как представителя банды злодеев, как большевистского комиссара»: «Часть прессы считает меня монархистом, но я не монархист. …Я демократ и хотел, чтобы в России было какое-нибудь правительство, но только не большевики, не коммунисты, только не банда злодеев, которая уничтожила массу людей». Уже в 1984 году Коверда написал, что, мол, читая про зверства большевиков, кипел его разум возмущенный, а тут еще «на должность советского посла в Варшаве был назначен Войков, известный большевик, проехавший в свое время через Германию в запломбированном вагоне, вместе с Лениным, и роль которого в убийстве царской семьи… была известна…». Царская семья — это, конечно, ужасно, но в Польше 1927 года этот тренд, как известно, не был популярен, да и сам Коверда на суде ни о какой «мести за царя» даже не заикался.

А самое пикантное, что «монархист» Коверда, как оказалось, потомственный… эсер! Его отец, Софрон Коверда — член партии социалистов-революционеров, да еще и с дореволюционным, «довоенным» стажем нелегальной работы. Участник Первой мировой, он успел повоевать и против большевиков на улицах Москвы в октябре 1917-го, но потом попал в… Красную армию, откуда сбежал лишь в 1921 году, вернувшись к семье в Вильно. По возвращении Коверда-старший тут же примкнул к Савинкову. И, как он сам показал в суде, издавал газету «Крестьянская Русь» — орган организации Савинкова.

Сам же Борис Коверда подрабатывал в газете «Беларускае Слова» — это тоже было эсеровское издание, хозяин которого — Арсений Павлюкевич, сподвижник Булак-Балаховича — союзника Савинкова по борьбе с большевиками. Вот именно этот Павлюкевич, как признал Коверда уже на склоне лет, и сыграл роль змия-искусителя. Еще одним своим пастырем Коверда назвал есаула Михаила Яковлева — бывшего командира «Волчанского партизанского отряда», «партизаны» которого сильно отличились не столько в борьбе с красными, сколько по части еврейских погромов и насилий над мирным населением. Есаул, кстати, тоже оказался… издателем — газеты «Новая Россия», тоже эсеровско-савинковского оттенка. Кстати, интересный вопрос: на какие шиши издавалось сразу столько газеток узкой направленности, ориентированных на предельно узкую аудиторию? Ведь численность и уровень материального благосостояния русских эмигрантов в Польше были таковы, что ни о какой самоокупаемости этих изданий, не говоря уже о прибыльности, можно было не заикаться. Не говоря уж о том, что в условиях польского авторитарного режима санации — с его жесткой полицейщиной и суровыми ограничениями свободы печати — такие издания должны были демонстрировать предельную лояльность властям, да и вообще могли существовать лишь с одобрения соответствующих служб.

Вот эти-то матерые «газетчики» и поймали в свои сети «юношу бледного со взором горящим»: «Мысль о возможности покушения на Войкова, — писал Коверда в 1984 году, — поднималась в моих беседах с Павлюкевичем и Яковлевым все чаще и чаще, и в конце концов, к началу 1927 года, я выразил желание совершить это покушение. Павлюкевич согласился предоставить необходимые средства, а Яковлев должен был оказать содействие в организации покушения». Средства — 200 злотых, содействие — врученный есаулом пистолет с десятком патронов. Итак, за выстрелами Коверды стояли конкретные люди, но не монархисты: гимназист-недоучка стал орудием в руках ошметков савинковской организации, оставшейся без покровителя, организатора и финансиста, которой это убийство было насущно необходимо, дабы доказать свою полезность и нужность потенциальным работодателям — мы тоже что-то можем!

Из обвинительного акта: «…Посланник СССР Петр Войков… прибыл на главный вокзал для встречи возвращавшегося из Лондона через Берлин полномочного представителя правительства СССР в Лондоне Аркадия Розенгольца. …Оба вышли на перрон к скорому поезду, отходящему из Варшавы… В тот момент, когда посланник Войков с Розенгольцем находился около спального вагона этого поезда, раздался револьверный выстрел, направленный в посланника Войкова. Стрелял неизвестный мужчина. Войков отскочил, бросился бежать; нападающий стрелял ему вслед, в ответ на что Войков вынул из кармана револьвер, обернулся и несколько раз выстрелил в нападавшего, затем стал падать… Нападавший, увидев приближавшуюся полицию, по требованию которой он поднял руки вверх и бросил револьвер на землю, отдался добровольно в руки полиции, заявляя, что он — Борис Коверда и что стрелял, желая убить Войкова в качестве посланника СССР, дабы отомстить за Россию, за миллионы людей».

Итак, исполнителя обеспечили оружием, базой, явками, сведениями об объекте. Сам он — под предлогом получения визы в СССР — посетил советское представительство, на месте оценил его систему безопасности и, главное, вблизи присмотрелся к своей «мишени» — Войкову. Теперь не спутает…

Вывод Коверды в точку исполнения поражает своей четкостью: приобретя перронный билет, экс-гимназист возник на перроне день в день, час в час и минута в минуту с объектом. Поразительная проницательность! Ведь о том, что Войков непременно прибудет на вокзал для встречи с коллегой, в Варшаве знали только очень компетентные граждане — по долгу службы. Телеграмма, извещающая о проезде Розенгольца через Варшаву, была получена в советском полпредстве лишь накануне вечером, в 22 часа, о ее получении, как следует из документов, «знали только ближайшие помощники покойного посла». Потому «представляется возможным констатировать, — заявили представители советского полпредства, — что за послом Войковым или было устроено специальное организованное наблюдение, или же что убийца был заранее уведомлен какими-то посторонними источниками о предстоящем проезде Розенгольца».

Необычно и поведение стрелка. Перед ним сразу две значимые мишени — еще и Розенгольц! Но он, не соблазняясь возможностью смахнуть с доски сразу две фигуры, дисциплинированно валит лишь заданную. А ведь для любого борца с большевизмом Розенгольц куда «вкуснее» Войкова: он много выше него в большевистской иерархии, поскольку не только полпред в Лондоне, но и еще руководитель тамошней резидентуры Разведупра РККА, бывший член Реввоенсовета республики и РВС ряда фронтов и армий, бывший начальник Главного управления Рабоче-Крестьянского Красного Военно-воздушного флота, просто мечта террориста! Но — не поляков… Полякам смерть столь значимой фигуры на их территории совершенно не нужна — уж за Розенгольца Советы точно рассчитались бы предельно жестко. И потому Коверда дисциплинированно держится в рамках изначального задания? К слову, «юноша бледный…», впервые в жизни взявший в руки оружие (если верить его словам, конечно), впервые в жизни и стреляет — и сразу же в живого человека, причем не на войне, а в мирной обстановке, но стреляет совершенно хладнокровно и метко. Тоже интересно, но что-то тут не сходится…