Дом соли и печали - Эрин Крейг

– Она навлечет на нас беду…

– Эй, ты! – выделился из общего гомона чей-то голос. – Тебе здесь не место!

– Мне пора, – пробормотала я и отпустила руку Кассиуса. Мне очень хотелось побыть с ним еще немного, но желание сбежать подальше от сплетников и зевак пересилило, – Надеюсь, вы найдете своего отца и он скоро поправится!

– Но… Аннали!

Кассиус попытался остановить меня, но я резко развернулась и бросилась к своей лодке. Мне нужно было скорее оказаться на воде, в море, посреди волн. Пусть морские ветры отгонят от меня нарастающее волнение, а спокойный ритм океана прояснит ум! Мы не прокляты.

Запрыгнув в лодку, я попыталась забыть о шепоте зевак. Но слова и звуки по-прежнему беспокоили мой разум, отзываясь эхом и становясь все громче, пока горстка рыбаков не превратилась в моем воображении в гогочущую шайку, а затем в разъяренную толпу с фонарями и ножами.

Я встала на цыпочки и выглянула из-за дощатого причала: нужно удостовериться, что никто за мной не пошел. Где-то в глубине души я надеялась увидеть Кассиуса, но в этой части гавани стояла полная тишина. Наверное, он вернулся на рыночную площадь и уже наслушался сплетен о сестрах Фавмант. Мое сердце сжалось, когда я представила, как его очаровательная улыбка гаснет от историй об ужасающих событиях в Хаймуре.

В этот момент меня мог увидеть только маленький крабскрипач, сидевший на досках, но я все равно залилась краской от собственной глупости. Я ничего не знала о Кассиусе, но мысль о том, что он может обо мне плохо подумать, казалась невыносимой.

– Не будь дурой. – Я поспешно отвязала веревку от пристани и толкнула лодку. – Он всего лишь очередной опытный ловелас, а у тебя есть более важные поводы для беспокойства.

Выплыв из гавани, я остановилась и умылась холодной водой. Лицо по-прежнему горело. У меня действительно был более важный повод для беспокойства.

Что означала надпись на медальоне? Эулалия – прекрасная невеста? Чушь! У нее, конечно, было много ухажеров, но никто никогда не просил ее руки. Или я ошибаюсь? Нахмурившись, я опустила весла в воду. Есть только две причины, по которым Эулалия могла бы скрывать жениха. Либо она знала, что отец никогда его не одобрит… Либо он не нравился ей самой.

Воображение разыгралось, и я живо представила, какой могла быть роковая ночь Эулалии. Возможно, она решила встретиться с потенциальным ухажером, чтобы отказать ему и сообщить, что они не смогут быть вместе. Началась ссора, страсти накалились до предела, и в результате ожесточенной схватки он сбросил ее со скалы. А медальон швырнул следом, чтобы уничтожить улики, указывающие на его безответную любовь. Я представила, как она летит с утеса и растерянность на ее лице сменяется ужасом, когда она понимает, что конец неизбежен и у нее не будет шанса все исправить. Кричала ли она, прежде чем разбиться о скалы?

Волна с силой ударилась о борт моей лодки, и я, громко ахнув, вернулась с небес на землю. Это были лишь предположения, но мне почему-то казалось, что я на верном пути. Смерть моей сестры не была случайностью или следствием страшного проклятия.

Ее убили. И я это докажу.

Скрип. Скрип. Скри-и-и-ип.

Я уже собиралась открыть ящик письменного стола в комнате Эулалии, как в коридоре заскрипели половицы, и я замерла в ужасе, не сомневаясь, что сейчас меня поймают. На самом деле у нас не было никакого правила, запрещающего входить в комнаты погибших сестер, но мне почему-то не хотелось, чтобы кто-то об этом узнал. Мысли нахлынули, словно волны прилива, и в моей голове мгновенно появилось множество возможных отговорок, но все они казались слабыми и неубедительными.

Однако никто так и не вошел и не обвинил меня во вторжении. И все же я решила на всякий случай подойти к двери и осторожно выглянуть в коридор. Там никого не было.

Облегченно вздохнув, я тихонько закрыла дверь и оглядела комнату Эулалии.

Вернувшись с Селкирка, я обнаружила почти пустой дом. Морелла снова отправилась с тройняшками на Астрею, а грации по-прежнему были на уроках у Берты. Из Синей гостиной послышалось несколько громких фальшивых нот: Камилла разучивала новое соло на фортепиано. Все были чем-то заняты, а значит, я могла незаметно проскользнуть в комнату Эулалии и поискать улики, подтверждающие мою теорию о неразделенной любви.

После смерти сестры в комнате воцарился идеальный порядок, который она так не любила при жизни. Книжки были аккуратно сложены в стопки на письменном столе, а не разбросаны по дивану. На полу не валялись вещи, а большую часть мебели покрывала белая ткань.

Я прошлась по комнате, не зная толком, с чего начать поиски, и наконец заметила у окна небольшой постамент, на котором стоял горшок с адиантумом[13]. Увядшее в отсутствие хозяйки растение скрывало потайной ящик: Ава как-то рассказывала об этом. Здесь Эулалия прятала свои самые ценные сокровища.

Несколько мгновений я рассматривала и ощупывала постамент, пока не нашла рычаг, открывающий тайник. Там я обнаружила три небольших томика – возможно, дневники Эулалии, в которых она описывала свои дни и делилась секретами. Пролистав несколько страниц, я поняла, что это романы, которые папа запрещал ей читать, потому что считал слишком откровенными для юных барышень. Я отложила книги в сторону, испытывая странную радость оттого, что она все же их прочитала.

На дне ящика оказались ленты для кос, украшения и красивые карманные часы. Открыв их, я увидела прядь волос, связанную тонкой медной проволокой. Я взяла локон в руки и внимательно присмотрелась к его цвету. Когда умерли старшие сестры и мама, каждая из нас получила на память прядь их волос, чтобы вклеить в памятный альбом или вплести в траурные украшения. Но этот локон был очень светлым – почти белым. Слишком светлым, чтобы украшать голову одного из Фавмантов. Я положила находку в карман и решила подумать о ней позже.

Еще в тайнике обнаружились флакон духов и носовой платок, слишком скромный для коллекции Эулалии: на нем не было ни кружев, ни вышивки, зато я сразу почувствовала очень крепкий запах курительного табака.

– Что ты здесь делаешь? – внезапно прозвучал вопрос.

Я подскочила, выронив из рук платок. Он вспорхнул, словно бабочка при первых заморозках, и упал на пол. Пытаясь унять сердцебиение, я резко обернулась и увидела в дверях Верити с альбомом для рисования в руках. Ее короткие каштановые кудряшки были собраны в пучок и украшены большим бантом, а сарафан запылился от пастели. Я облегченно вздохнула: хорошо, что меня обнаружил не папа.

– Ничего. Разве ты не должна сейчас быть на уроке?

Верити пожала плечами:

– Онор и Мерси помогают поварихе готовить птифуры[14] для бала. Берта не захотела заниматься только со мной. – Сестра мотнула головой в сторону спальни тройняшек, которая находилась в другом конце коридора. – Я хотела узнать – может, Ленор сможет попозировать для портрета.