Папина дочка - Вера Колочкова

А может, и не ждет. Все ведь понимает, что не так ему просто – взять и уйти из прошлой жизни. Что не может он уйти, оставив Тату одну… И даже уговаривать себя не будет, что, мол, она вовсе не одна, у нее же мать есть… Родная, любящая… Бесполезно себя уговаривать. Да и зачем? Не сможет он оставить Тату одну… Вот если бы Люда ее с ним отпустила, тогда другое дело. Но ведь не отпустит. Ни за что не отпустит. Да и его самого не отпустит…

Каждый раз, уходя от Анечки, он прокручивал в голове все эти грустные мысли. А время шло, бежало просто. Месяц за месяцем, год за годом. Вон уже и Тате восемь лет исполнилось. Большая совсем, а каждый раз кидается ему на шею как дитя малое. И он тоже весь домашний вечер не может от нее отлипнуть. Такая вот привязка, как Люда говорит, общая пуповина… Немного насмешливо говорит. А за насмешливостью – обида. Но он к этой обиде уже привык… А что ему еще остается? Только привыкнуть и остается. Надо же как-то жить…

Так и жил. На два дома. Пока мама с ним этот разговор не завела. Из разговора он понял, что и Люда все знает, оказывается. А если знает, надо что-то решать. Но как решать, как? Как убедить ее, чтобы Тату с ним отпустила? Или надо ждать, когда дочь подрастет и Люде придется считаться с ее выбором?

Конечно, такие мысли сами по себе были жестоки по отношению к Люде. Она очень добрый человек, она не заслужила. Да и что значит не заслужила? Разве она должна была заслужить доброе к себе расположение? Нет, нет… Она хорошая жена, хорошая мать. Но… Будто не сложилось что-то в их счастливой семейной картинке, и Люда в этом не виновата. Виноват только он сам… А в чем виноват, и сам не знает. В том, что любит свою дочь? Что привязан к ней сильно? Что эта привязка перевесила его любовь к Люде? Да, странно все получается, странно и довольно жестоко… Выходит, мама была права, когда говорила, что ничего хорошего в этой первородной привязке нет… Не идет она во благо ни родителю, ни ребенку, а в некоторых случаях может просто испортить обоим жизнь. И что теперь делать, как быть? Какое решение принять?

Однажды мама снова завела с ним этот разговор, будто почувствовала, какие мысли его терзают. Хотя и впрямь почувствовала, наверное. Она же мать. У них тоже, можно сказать, общая пуповина осталась неразрезанной. Живут врозь, видятся редко, а все равно духовная связь остается крепкой, никуда от нее не денешься.

– Ты знаешь, мне твоя Анечка с первого взгляда не очень понравилась… Уж больно невзрачная, не за что и взглядом зацепиться. А потом я подумала – ведь именно такая женщина тебе и нужна, Саш…

– Какая такая, мам?

– Ну, которая мужчину в тебе видит. Мужчину, а не объект для личного обихода и неприкосновенного пользования, понимаешь? Да, Люда любит тебя, пылинки с тебя сдувает, но лишком много в ее любви материнской составляющей. Она претендует на тебя больше как на своего любимого ребенка, чем как на мужчину. Но это и понятно, у вас ведь разница в возрасте… Ты не обижаешься, что я все это тебе говорю, надеюсь?

– Нет, мам. Не обижаюсь.

– Ну да… Чего бы тебе на мать обижаться? Я же просто мысли свои старушечьи озвучиваю, никаких действий от тебя не требую… И потому позволю себе еще раз повторить относительно твоей Анечки… Это именно то, что тебе нужно, да. Это твоя женщина. Ты со мной согласен?

– Мам… Ну зачем мы будем говорить об этом? – недовольно вздохнул Саша. – Какая разница, согласен я с тобой или не согласен… Что это меняет, мам? Все равно ведь уйти от Люды я не решусь… И ты это прекрасно понимаешь.

– Да, понимаю. Из-за Татки своей не решишься. Тут ведь как на чаше весов – какое обстоятельство перевесит… Я знаю, что к дочери у тебя особая привязанность, да. Можно сказать, патологическая.

– Прости, не понял… В каком это смысле патологическая? Ты что имеешь в виду, мам?

– А вот сам думай, в каком таком смысле. И что такое я имею в виду. Потому что это ненормально – так боготворить своего ребенка. Не-нор-маль-но! Боготворить и подгонять под него свою жизнь! Ведь если вас разделить, вы умрете сразу! Без каждодневного близкого общения и дня прожить не сможете! Это я и называю патологией, болезненной привязкой, понимаешь? Так быть не должно, Саш! Это ненормально! Еще раз повторяю – не-нор-маль-но!

– Да все это я сам понимаю, мам… И понимаю, что руководить этой привязанностью не могу. Она сильнее меня. Я люблю свою дочь, можно сказать, я жив этой любовью…

– Да, ты очень изменился, когда родилась Татка… Даже не ожидала, что ты способен так любить. И что твоя дочь будет так к тебе привязана… Бедная, бедная Люда. Ей-то это за что? Ведь Татка ее совсем за мать не признает… И ты тоже… Вон завел себе женщину на стороне! И как ты из этой ситуации выходить будешь, не знаю! Одно могу сказать: попал ты, сынок…

– Да, мам. Попал. Я и сам все время об этом думаю и не могу найти выход…

– А ты и не ищи его пока. Успокойся. Пусть все идет как идет. Пусть время все по своим местам расставит. И Татка твоя подрастет, и Анечка тебя подождет… Главное – не нагружай сердце отчаянием. Береги себя. Помни, что если с тобой что случится, и я жить не буду… Потому что и у меня к тебе тоже привязка… Ты же знаешь, сынок… Я хоть и стараюсь быть от тебя свободной, и стараюсь тебя отпустить и не лезть в твою жизнь, но иногда у меня это плохо получается. Вот и сейчас зачем-то затеяла этот грустный разговор…

– Да ничего, мам. Все хорошо. Я тебя тоже очень люблю, мам…

– Ну ладно, иди домой. И без того наше свидание затянулось. Иди, иди… Татка тебя там заждалась, наверное. И Люда переживать будет, что тебя так долго нет…

Когда шел домой, думал про Люду. Да, мама правильно говорит – ей-то это за что? Жалко ее, ведь не виновата ни в чем… Не заслужила… Не виновата, что он ее разлюбил.

Наверное, она понимает это. Чувствует. Каждая женщина знает, когда ее не любят и когда любят. Скрыть свою нелюбовь невозможно, как ни старайся. Как скроешь в себе эту тихую неприязнь, этот душевный трепет сопротивления неприязни, когда все кажется не так… И голову повернула не так, и сказала не то и не так, и жесты не те, и начинаешь испытывать пресловутое раздражение…

Да, больше всего он боялся, что начнет раздражаться. И потому больше помалкивал, прятался в задумчивость, уходил в другую комнату, вежливо выключался из разговора. То есть делал вид, что слушает, улыбался, кивал головой. А в мыслях был далеко. В мыслях был рядом с Анечкой. Или убегал к Таточке – уроки вместе учить, вместе смотреть телевизор, вместе молчать просто так… Рядом с Таткой душа успокаивалась. Наверное, Люда все это видела, обижалась. Хотя чаще всего никак внешне не реагировала… Или ему казалось, что не реагировала. Женщину ведь не обманешь…

Задумался и не заметил, как дошел до своего дома. Открыл дверь подъезда, поднялся по лестнице, коснулся пальцем дверного звонка. Дверь тут же открылась, явив ему довольное лицо Таточки:

– Ой, пап… Ну наконец-то… А я уже бабушке звонила, беспокоилась, почему тебя так долго нет…

– Да я пешком решил пройтись, Таточка. Погода хорошая – отчего бы не пройтись?