Письма на чердак - Питер Грю

Задорожье. Мне не хочется здесь оставаться. Лучше быть там, где есть надежда.

Просыпаясь утром от солнца, я тяжко вздыхала и пыталась вернуться в сумрак Тёмного Уголка. Но это было невозможно до следующей ночи. Я знала, но всё равно пыталась уснуть. Мне просто не хотелось вставать и жить. А каникулы ведь, лето, и мне нужно было присматривать за Джин, пока все на работе. Хорошо хоть, что Хорёк в свои десять лет достаточно взрослый, чтобы сам мог накормить себя завтраком и посмотреть пару часов телевизор, не приставая ко мне.

Да ещё и бабушка – моя, а не Джин – приболела, и традиционная летняя ссылка в деревню так и не состоялась. Июль подходил к концу, мне исполнилось пятнадцать, а мы всё ещё торчали в городе.

Лето в городе невыносимо. Ленка на море, Полина на даче – никому нет до меня дела. Можно было бы найти подработку, но мне, как образцовой новоиспечённой сестре, нужно приглядывать за Джин. Правда, буду честной, Алексей оплачивает мне услуги няньки, но Хорька в моей жизни стало уж очень много.

Несколько раз мы выбирались с ней на городской пляж. Но смысл в пляже, когда река такая грязная, что купаться в ней просто опасно? Лежишь, загораешь, а потом потный и уставший трясёшься в душном автобусе. Фр-р.

Однажды Джин после такой прогулки заработала тепловой удар – её тошнило, поднялась температура. Все примчались со своих работ и скорая в придачу. Больная Джин – это кошмар. Любой недуг превращает её в невыносимое ноющее существо. Вся красная, она держала мою маму за руку и хныкала: «Мам! Мне плохо!» Хорёк сразу, два года назад, как появился в нашей жизни, стал называть её мамой, но я до сих пор не могу к этому привыкнуть. Хорошо хоть, никто не настаивает, чтобы я звала Алексея папой. В происшествии с Джин меня никто не винил, но я мысленно закрыла пляжный сезон.

После этого случая я стащила снотворное из аптечки. Мама часто после своих командировок и смен часовых поясов не может войти в режим, поэтому снотворное у нас есть всегда. Я отсыпала чуток таблеток и спрятала добычу под подушку.

Теперь я стала задерживаться в Тёмном Уголке дольше. Но радости мне это не приносило. Одинокая и бесполезная. Я устала от обоих миров. Я была ненужной дочерью и ненужным СамСветом. Мой Волк не хочет быть моим Хозяином, моим наставником, он не хочет, чтобы я была его СамСветом. Интересно, а призраком я могу стать? Я больше не страховалась, когда сидела на лестнице, и смотрела не на озеро, а на мшистые камни под собой. Мир-убежище, без Джин, без наставлений мамы и Алексея. Но и здесь я несчастна. Мир-убежище счастья не даёт.

Наконец бабушку выписали. Но мама решила, что она пару недель поживёт у нас, поближе к своему лечащему врачу.

– Как вы терпите этот каменный мешок! – воскликнула бабушка в первый же день, пытаясь дышать свежим воздухом на балконе.

Вместо ответа я провела пальцем по пыльной петунии и украдкой обтёрла его о футболку. Бабушка неодобрительно поглядела на блёклые цветы и покачала головой.

– Решено! Принеси мне мою сумку! – она, хоть осунулась и ослабла, была такой же энергичной и деятельной, как и всегда.

Я покорно сходила в прихожую за матерчатой сумкой. Джин всё крутилась рядом. Из-за жары я собирала ей длинные чёрные волосы в высокий хвост. Остролицая, с выступающими вперёд клыками да ещё с этим хвостом, она была вылитым хорьком.

Бабушка порылась в сумке и протянула мне ключ.

– Ты уже большая девочка. Бери Джин – и в деревню! Здесь вы словно вот эти цветы, – опять неодобрительный взгляд на несчастные петунии. – Тем более зачем мне просить соседку кормить кур и поливать огород, когда у меня две взрослые внучки?

Одна внучка, бабушка.

– Но ба, – возразила я, хотя внутренне ликовала, и виновато покосилась на Джин. – Я тут её до солнечного удара довела.

– Не ты, а солнце. Это глупости, Анжел, дети иногда болеют, – заметила моя мудрая бабушка.

Джин, которая прыгала от радости рядом, тут же завопила:

– Князь, ты не виновата! Это я всё сама! А в деревне я буду слушаться! Ну, пожалуйста, Князь, соглашайся!

Дело в том, что у нас с Джин на двоих одно имя – Анжела. Меня обычно зовут по имени – хе-хе – как старшую, а Хорька – её детским прозвищем Джин. Только она отказывается меня называть Анжелой и кличет по фамилии – Князь.

– Решено! Едете! – вынесла вердикт бабушка.

Этот день был прекрасен во всех мирах. Я появилась в Тёмном Уголке, а Хозяин стоял у окна.

– Вот и ты, – сказал он, смерив меня вишнёвым взглядом, словно забыл, как я выгляжу.

Я ожидала, что он привычно скроется в кабинете, но Мой Волк сегодня остался.

Сегодня был самый обычный день. И только для Подсолнух всё изменилось. Ей исполнилось 218 лет, и она получила самый желанный для всех молодых призраков подарок – свой собственный мешочек с чудо-камушками. Теперь она могла самостоятельно гулять по Задорожью. Наконец-то двести восемнадцать!

Её мать – Ветреница – вручила ей мешочек и расстроенно вздохнула:

– Конечно, ты теперь совсем взрослая, но, может, всё-таки не будешь убегать одна?

– Мама, ну чего ты боишься? Думаешь, люди меня обидят? Ты же сама понимаешь, как это глупо, – улыбнулась Подсолнух длинным, как у матери, ртом.

Уголки же материнского рта поползли вниз, образуя несчастную подкову.

– Просто ты такая нежная, ранимая и мечтательная. Даже вот имя себе поменяла. Мне кажется, ты разочаруешься в Задорожье.

– Но я столько раз бывала там с вами! – заметила Подсолнух. – Со мной всё будет хорошо!

И она обняла мать. Подсолнух казалась некрасивой копией Ветреницы. На первый взгляд они были похожи: большие круглые золотые глаза, светлые жёлтые лёгкие волосы с медными прядями, оливковая кожа. Но Подсолнух при этом вся какая-то угловатая, непропорциональная, словно наспех слепленная. Взлохмаченные волосы топорщились во все стороны на её маленькой голове, как шапочка одуванчика. Глаза казались слишком большими, а рот и вовсе походил на лягушачий. И выражение лица всегда наивно-удивлённое. Как и все юные призраки, она только училась управлять своей формой. Недавно вот избавилась от бороды, которую случайно отрастила несколько лет назад. Но Листопад до сих пор добродушно подсмеивался над ней, говоря, что ему нравилось, что дочь на него похожа.

Сейчас Листопаду, правда, было не до смеха, он нервничал и поучал Подсолнух, поглаживая собственную длинную бледно-рыжую бороду.

– Не забывай про Дороги. Если случайно потеряешься, то ныряй в первый же ловец снов – тут уж найдёмся. И берегись солнца! Пожалуйста, следи за временем!

– Да, да, я помню, – машинально кивала она.

– И не забывай, что не все люди безобидны. Гуляй в лесах и полях и избегай городов. Вот у Защитников есть прекрасные СамСветы из посёлка – их Дорогой и ходи, – продолжал Листопад.