Дороги хаджа - Самид Агаев

– Да, потому что Ганим был красивым юношей, к тому же выяснилось, что он богат, живет в хорошем доме, и она полюбила его с первого взгляда. И еще она была голодна.

– Последнее обстоятельство, видимо было решающим, – сказал Али.

– Они поужинали, а потом, когда наступила ночь, Ганим зажег свечи, принес вино, сладости. Они стали пить, есть, шутить, смеяться, читать стихи, ибо были влюблены друг в друга. Они веселились до тех пор, пока в душе Ганима не появилось желание.

– Долго же он раскачивался, – заметил Али.

– Ну, знаешь, некоторых вообще раскачать невозможно, – сказал Лада. – И мне по душе решительные мужчины.

– Не отвлекайся.

– Он сказал ей: «О, Госпожа, разреши мне сорвать один поцелуй с твоих уст, может он охладит огонь моего сердца». Она ответила: «Я не могу позволить тебе этого, но ты можешь поцеловать меня тайно, когда я буду спать». И, видимо, из желания облегчить юноше задачу, сняла с себя часть одежды и осталась в одной тонкой шелковой рубахе. Ганим, не в силах больше сдерживать свою страсть, спросил: «О, Госпожа, разрешишь ли ты мне большее, ибо я скоро займусь огнем». «Клянусь Аллахом, – ответила она, – это невозможно, так как на перевязи моей одежды написаны тяжелые слова». Несмотря на сказанное, Ганим обнял ее и стал покрывать поцелуями, целовать и ласкать. А девушка защищалась от него, тогда он в любовном безумии стал целовать ее ноги. Так продолжалось всю ночь, пока не наступило утро. И они оба заснули тяжелым сном. Это продолжалось несколько дней. Ужин, вино и любовная борьба. Ганим домогался ее, обнимал, целовал, девушка отвечала ему тем же, но этим все ограничивалось. В один из дней они выпили слишком много и заснули в обнимку. Но Ганим вскоре проснулся и стал гладить ее по животу, спустился вниз к пупку, потянул за перевязь, чтобы снять с нее шаровары, но девушка пробудилась и спросила:

– Чего ты хочешь?

– Надо ли мне объяснять, чего я хочу? – сказал Ганим.

– Хорошо, тогда я объясню тебе кое-что.

Она подняла подол рубашки и сказала:

– Прочитай, что написано на перевязи.

Ганим взял перевязь в руку и увидел вышитые золотом слова – Наложница. Гарем наместника Аллаха. Ганим отодвинулся от нее в смятении и спросил:

– И что все это значит?

– Я наложница халифа, мое имя Кутба, – ответила девушка. – Халиф воспитал меня в своем дворце, с детства. А когда я выросла, взял меня к себе и поселил в отдельном помещении, дал мне невольниц в услужении, подарил мне дорогие украшения. Все это вызвало ревность у Зубейды, другой наложницы, которая до меня было его любимицей. Я думаю, что, воспользовавшись тем, что халиф уехал на охоту, она подкупила слуг, чтобы они положили бандж [8] в мое питье, тем самым усыпили меня крепко, а остальное ты знаешь Услышав это, Ганим из страха и почтения к сану халифа отодвинулся от нее. Он был в растерянности, призывая свое сердце к терпению. Влюбленный в ту, к которой ему не было доступа. Затем он поднялся и вышел, оставив девушку одну. Впервые, за все время, что она жила у него, провели ночь в разных постелях. На следующий день Ганим вернулся к заброшенным делам. Открыл лавку и провел весь день на рынке. Однако мысли его были с девушкой. Он думал о том, как вырвать запретную любовь из сердца. И о том, что ему делать с этой девушкой. Он спас ее от неминуемой смерти, и мог бы получить награду, если бы сразу привез ее во дворец. Но теперь, после того, как она провела неделю в его дому, кто поверит, что у него ничего с ней было. Приведи он ее сейчас во дворец халифа, он может получить лишь один вид вознаграждения – усекновение башки. Когда он вернулся домой, то нашел Кутбу плачущей. Она бросилась к нему со словами:

– Ты заставил меня тосковать, тебя не было целую вечность.

Она обняла его. Поцелуями, объятиями и всей страстью давая понять, что нет преград к запретному. Странным образом, раскрыв свою тайну, она перестала сопротивляться, и охранять свою честь.

Али? Ты здесь? Али?

– Да здесь я, здесь, – отозвался Али, начавший дремать во время любовных перипетий рассказа.

– Почему же я не слышу комментарий. Ты не можешь обойти стороной такой щекотливый момент.

– Женская логика, – сказал Али, – это нечто, лишенное логики. Это вещь в себе, подчиненная собственным понятиям. Очевидно она, открыв свою тайну, решила, что ее совесть теперь чиста перед халифом.

– Как раз с точки зрения логики, твое объяснение звучит неубедительно. Но пойдем дальше.

Али тяжело вздохнул.

– Итак, он вырвался из ее объятий и сел подальше на циновке. Удивленная девушка спросила:

– Что с тобой, о возлюбленный моего сердца, всю недель ты срывал на мне одежды. И теперь, когда я покорна твоему желанию, ты бежишь от меня?

– Этого не будет, – с горечью в сердце воскликнул Ганим, – Как сидеть собаке на месте льва. Запретно для раба то, что принадлежит господину.

Его нежелание и сопротивление еще больше раззадорило Кутбу. Теперь она потеряла голову от желания принадлежать ему. Они продолжали пировать и пить вино, но Ганим сторонился ее. А, когда наступило время сна, постелил две постели.

– Для кого вторая постель? – спросила Кутба.

– Для меня, – ответил Ганим, – с сегодняшней ночи мы будем спать только таким образом.

– О, господин, – сказал Кутба, – избавь нас от этого. Не противься нашим желаниям, все происходит по решению и предопределению.

Но Ганим настоял на своем. И ночь они спали, каждый на своей постели. Утром же он отправился в свою лавку и торговал весь день до вечера. Вечером был ужин, продолжавшийся до глубокой ночи, вино и любовные муки. Теперь уже Кутба была одержима любовным безумием. Но каждый раз, когда она приближалась к нему, он сопротивлялся, говоря – то, что принадлежит господину, для раба запретно.

А в это время во дворце халифа был траур. Гарун ар-Рашид вернувшись с охоты, узнал о том, что его любимая наложница внезапно заболела и умерла. Он горевал и оплакивал ее. В один из дней, обессилев от горя, он пошел в гарем и лег спать в комнате Кутбы, на ее постели. Одна невольница сидела у него в головах с опахалом, а другая растирала ему ноги, делала ему массаж ступней.

Али?

– Чтоб я так жил, – отозвался Али.

– Хочешь, я сделаю тебе массаж ступней? – предложила Лада.

– Нет, спасибо, – отказался Али.

– Воля твоя. Так вот, думая, что он спит, невольницы затеяли разговор. Женщины, ведь, не могут молчать долго.

– Это точно, – согласился Али.

– «Мне так жалко нашего господина», – сказала первая невольница, – «Он так убивается по своей наложнице, якобы умершей, а ведь она жива». В этот момент, дремавший халиф, который собирался цыкнуть на них, чтобы они заткнулись и не мешали спать, навострил уши. «А что же, она разве не умерла?» – спросила другая наложница. «Нет, представь себе. Ее убили. Эта сучка, Зубейда, положила бандж в ее питье. А когда она, одурманенная заснула, велела положить ее в сундук и закопать в гробнице, что находится в саду, за городом. Так что, возможно, он еще жива, бедняжка. Представляю, каково ей сейчас в могиле». Услышав это, халиф вскочил на ноги, как безумный, перепугав до смерти невольниц, и бросился вон из гарема. Он немедленно вызвал к себе вазира Джаффара Бармекида и приказал без промедления послать людей выкопать сундук. И достать наложницу из-под земли.