Карта императрицы - Елена Басманова

Появившаяся в сопровождении дежурного курьера маленькая сгорбленная старушка пошарила глазами по углам, перекрестилась на портрет императора Николая II и поклонилась в пояс следователю.

— Лукерья Христофоровна Фомина?

Карл Иванович встал навстречу посетительнице и сделал жест, приглашающий женщину сесть на стул.

Письмоводитель занял свое место за черным, покрытым бумагами столом, стоящим поодаль, около шкафа с раскрытыми дверцами, забитого грудой дел в синих обложках. Когда этот худой, взъерошенный человечек водрузил на нос круглые очки в черной оправе и придвинул к себе лист бумаги, Карл Иванович понял, что можно начинать допрос.

Тем временем старушка вынула из рукава темного убогого жакета платок и поднесла к маленьким впавшим глазкам.

— Примите мои соболезнования, — сказал Карл Иванович, усаживаясь. — С трудом разыскали вас — да с печальной вестью. Но вы единственная родственница покойной.

— Дальняя родственница, хотя горемычная и называла меня теткой, — прошелестела Лукерья, — да и виделись мы нечасто. Я далеко, в Волковой деревне обитаю да христарадничаю на старости лет. Сил уж нет копейку заработать.

— А Аглая помогала вам деньгами? — спросил участливо Вирхов.

— Да иной раз у нее самой работы не было, и без гроша часто сидела. Она из Торжка на заработки приехала, торжковское шитье знаменито, и на царей работали. Да кому оно теперь надо? — жалостливо понурилась старушка. — Это она только недавно комнаткой здесь обзавелась, да и то потому, что хозяйке и жильцам по хозяйству помогала. Так и рассчитывалась.

— А вас к себе жить не приглашала? — Светлые глаза из-под белесых бровей смотрели на свидетельницу доброжелательно.

— Звала, батюшка, звала, да что проку от меня? Только нахлебничать, — охотно отвечала старушка.

— А не припомните ли вы, Лукерья Христофоровна, когда в последний раз встречались вы с племянницей?

— Как же, не забыла — с неделю тому назад будет. Навещала она меня, с Вербным воскресеньем поздравила да немножко денег оставила. Говорила, что выполняет заказ богатый. Мечтала капиталец сколотить.

— А что за заказ? От кого? Не говорила?

— Да пошто я упомню фамилию? — вздохнула старушка. — Нет, не скажу. А думаю, что был это какой-то полячишко.

— Почему вы так думаете?

— А Бог его знает, — смутилась старушка, — откуда в голове такое очутилось?

— Не о Крачковском ли шла речь? — подсказал Вирхов.

— Похоже. Крачковский? Имечко-то шляхетское… Нет, врать не буду, фамилию не припомню. Да и про заказ не говорила, все отмалчивалась, чего шьет… А вот что пришло мне на ум — я тогда над ней посмеивалась, так, по-доброму, — дескать, не хватит ли в старых девках сидеть, нельзя ли за денежного полячишку замуж выйти?

Женщина вздохнула и задумалась, видимо, представив мысленно свою Аглаю.

— И не уродом была девка, да работящая. Почему нет?

— И что ответила вам Аглая? — спросил Вирхов.

— Стала надо мной, старой дурой, насмехаться. Говорила — он похож на бочонок, поставленный на две кривые оглобли.

— Длинноногий, значит. — Вирхов не заметил, как машинально начал подкручивать кончик своего пшеничного уса. — С брюшком. А лет, лет ему сколько? Не говорила?

— Про лета не упоминала, — покачала головой старушка. — Только я думаю, если б он моложе ее был, она бы сказала. Значит, по возрасту подходил. Или постарше ее.

— А где живет, не упоминала, как познакомилась?

— Нет, батюшка, ничего не знаю. Может, на гуляньях в Екатерингофском — раза два она там была. А так все с иголкой сидела.

Карл Иванович встал и начал расхаживать за спиной посетительницы. Пауза затянулась. Молоденький кандидат Павел Миронович Тернов проскользнул в дверь и замер, встав у широкого подоконника, где лежали вещественные доказательства, проходившие по другим делам: фомка — воровской лом — да пузырек с темной жидкостью.

Старушка оглянулась и через плечо спросила:

— А вы, батюшка, уж не полячишку ли в убийстве подозреваете?

Вирхов остановился.

— А когда Аглая должна была богатый заказ выполнить? Не к Пасхе ли?

— Чего не знаю, того не знаю, — огорчилась старушка, — кабы знать заранее, что такая беда грянет, поспрошала бы и вдоль и поперек, а так не полюбопытничала, грешна… Хотя погодите… Аглаша обещала мне на огородишке помочь — вот на будущей неделе, говорила, посвободнее буду. Верно, к Пасхе и должна была управиться.

— А не было ли у Аглаи другого сердечного дружка на примете? — И так как Лукерья не отвечала, Вирхов решил помочь ей: — Художник, например, что выше этажом жил? Про него Аглая ничего не говорила?

— Хвалила его, она у него по хозяйству хлопотала, да и жалела очень. Иной раз, говорила, затемно работает, поесть забывает. Если бы не Аглаша, так и с голоду помер. Но чтоб замуж ее звал, речи не было. — И так как Карл Иванович слушал внимательно, не перебивал и сердечными делами покойной племянницы явно интересовался, Лукерья Христофоровна совсем разоткровенничалась: — А кто их знает, дело молодое. Денег у него не брала, я спрашивала, да он и не предлагал. На еду, правда, давал да подарки делал, то шаль, то сережки позолоченные подарит. Не обижал он ее, не слышала…

— А какие отношения были у вашей племянницы с хозяйкой, Матильдой Яновной?

Вирхов намеренно избегал в разговоре употреблять слово «покойная».

— В гости к друг другу ходили. Матильда-то женщина одинокая, скучно ей. Родни в Петербурге никакой. Дом от покойного мужа достался, вдовеет она давно, бездетная. Нет, хозяйка Аглашу жаловала, за чистоплотность уважала, заказчиков ей приискивала.

— Спасибо, Лукерья Христофоровна. — Вирхов чувствовал исчерпанность допроса, ничего более свидетельница сообщить ему не могла. — Я распоряжусь, чтобы вас до вашего дома доставили, а то вам далеко добираться.

— Спасибо тебе, батюшка, за доброту твою, — поклонилась вставшая со стула старушка, — век за тебя молиться буду.

Письмоводитель поднес бумаги, на которых допрашиваемая поставила крупный крест вместо подписи, потом Карл Иванович проводил свидетельницу до дверей.

Кандидат, белокурый молодой человек с тоненькой шеей, жалобно выглядывавшей из крахмального воротничка рубашки, со светлыми прямыми усиками, не придававшими ему солидности, следил за допросом с затаенным дыханием — теперь наконец-то он мог отчитаться. В полицейской картотеке имя Крачковского не значилось. Не было ни отпечатков его пальцев, ни описаний, ни упоминаний в связи с другими криминальными происшествиями. Вирхов поблагодарил старательного помощника. И призадумался: сведений из адресного стола еще не поступило, а Матильда Бендерецкая клялась, что адреса Крачковского не знает. Телефонировать в сыскную бесполезно, сейчас агенты обходят костелы, шныряют по всем злачным местам, ищут таинственного поляка, выясняют в православных храмах, не заказывал ли кто-нибудь пелены с именем Дмитрия Донского.