Нас повенчали снежинки - Алиса Лунина

Роман развивался красиво и бурно. Олег, что называется, умел «пустить пыль в глаза» – цветов, стихов, ресторанов и прочей романтической «пыли» было предостаточно. Кстати, Олег довольно быстро и легко (без всякого нажима с Машиной стороны) решил, что им нужно пожениться, о чем и сообщил Маше через три месяца знакомства. «Зачем медлить? Мы отлично подходим друг другу, старушка, не правда ли?!»

Вскоре Олег привел Машу знакомиться со своими родителями в знаменитую высотку на набережной. Мать Олега, Изольда Александровна – статная блондинка с холодными голубыми глазами, еще не растратившая былой красоты – показалась Маше настоящей снежной королевой.

– Вы откуда, деточка? – высокомерно улыбнулась Изольда Александровна и, услышав, что Маша из Петербурга, поджала губы: – Ясно. Хороший город.

Она разговаривала надменно, словно Маша была ее нерадивой челядью и плохо вычистила фамильное серебро или скверно натерла паркет.

С отцом Олега Маше общаться было куда легче и проще. Иван Семеныч встретил ее приветливо, хотя и не преминул заметить, что Олегу, «бездельнику и раздолбаю», жениться рано. Однако препятствий их браку родители Олега чинить не стали. «Женитесь, плодитесь, размножайтесь!» – изящно напутствовал молодых Иван Семеныч. На свадьбу родители Олега подарили молодоженам двушку у метро «Аэропорт» и фамильный чайный сервиз. В доме на набережной после свадьбы Маша появлялась только по большим праздникам.

Подруга Инна подарила Маше на свадьбу свой любимый казан.

– Ты чего?! – ахнула Маша, догадываясь, что Инка отрывает любимую вещь от души.

– Бери! – торжественно изрекла подруга. – Будешь мужу плов готовить. Я научу!

Обойдя квартиру молодоженов, Инна вздохнула: «Счастливая ты, Маня!»

И следующий год Маша прожила в абсолютной, непогрешимой уверенности в том, что она действительно счастливый человек. Но счастье – материя тонкая, и где-то через год семейной жизни эта материя стала рваться в отдельных местах. Дело в том, что Олег оказался мало приспособленным к жизни. Увы, детство и юность, проведенные за каменными номенклатурными стенами, что называется, наложили свой отпечаток на судьбу и характер. Олег был такой Гаутама из сталинской высотки, до поры до времени не предполагавший, что в мире есть бедность, болезни, несчастья – в его реальности всего этого не было. Что было? Рестораны, шумные вечеринки, друзья-приятели… Кроме того, Олег с детства привык быть центром вселенной (мать, бабушка, тетки – все его обожали) и потому ждал от каждого встречного внимания и преклонения.

Олег любил прожигать жизнь, часто повторяя, что жить надо весело. Эта его мировоззренческая установка во многом осложняла их брак. Маша довольно быстро поняла, что, по всей видимости, не является веселым человеком, а посему может принять далеко не все ценности мужа (и особенно его образ жизни). Она даже позволила себе в чем-то с Олегом не согласиться, к примеру, с его ночными загулами, и однажды решительно заявила: «Я прошу тебя ночевать дома!» В ответ Олег наградил ее взглядом, полным жгучей обиды: «Как можно быть такой бесчувственной, Маруся?!» Но Маша стоически выдержала этот тяжелый взгляд. Она и в будущем проявляла поразительную «бесчувственность», пытаясь влиять на Олега, – ругала его за беспечное отношение к учебе, прогулы в институте, пьянки; он обижался на нее, они ссорились.

Вскоре Олега выгнали из института за хроническую неуспеваемость. Муж не спешил взрослеть, благодаря отцовским связям он устраивался на работу, но вскоре увольнялся, нигде не задерживаясь. Он ввязывался в какие-то сомнительные проекты, занимался коммерцией, – ничего не получалось. Маша тоже искала себя, зарабатывала деньги, оформляла ЧП, билась головой об стену, сталкиваясь с разнообразными сложностями. Тогда ведь и время было… сложное. Все менялось по сто раз на дню. И люди не успевали за временем. Ушедшая под воду империя СССР оставила на поверхности гигантскую воронку, которая затянула многих. Машиного тестя, Ивана Семеныча, отправили в отставку. Выйдя на пенсию, Семеныч переживал, сетовал на то, что чувствует себя ненужным и через полгода умер от инфаркта. Снежная Изольда, оставшись одна, ругала новые времена и привыкала жить без привилегий.

После смерти отца Олег снова поступил в институт (помогли старые отцовские связи). Пока муж учился, Маша работала, чтобы им было на что жить (доходы были – мизер, но на скромную жизнь хватало). Окончив институт, Олег подался в политику, чем изрядно удивил жену, – к этому времени она уже хорошо знала собственного мужа и полагала, что ее Олег свою жизнь не может обустроить, не то что вершить судьбу государства. «Даже странно, зачем Олег подался в политику?! Ему надо было идти в актеры, такое дарование пропадает!» – думала она. Тем не менее политическая карьера Олега складывалась успешно – он умел красиво говорить, убедительно давать обещания, да и его телеобраз, благодаря яркой внешности, получился эффектным – под пресловутое обаяние Олега подпали тысячи избирателей.

Время шло, они с Олегом взрослели, менялись, делали карьеры. Но все это было потом… А началось в летний день – Нева, белый кораблик…

– Инн, ты чего? – испугалась Маша. – Плачешь, что ли?!

Инна с присущей ей широтой души (подруга проявляла эмоции шумно – хохотала так, что стены тряслись, рыдала, так со всей бездной отчаяния) проревела:

– Со-о-рок лет! Со-о-рок!

– И чего? – улыбнулась Маша.

– Жизнь прошла! – всхлипнула Инна.

Маша обняла подругу:

– Да ладно, говорят же, что в сорок она только начинается!

– Кто говорит? – вскинулась Инна. – Враки это все. После сорока для женщины жизни нет. Разве что загробная!

Подруга долго сидели за столом. На город, засыпаемый снегом, опустилась ночь, а они все вспоминали прошлое.

Услышав, что у Инны есть сын, Маша изумилась:

– Да ты что?! Какая же ты молодец, Инка, что родила! Сколько ему?

– Три года! Да, Маруся, это был последний шанс. Я вскочила, можно сказать, в уходящий поезд!

– Как его зовут?

Инна замялась, потом неохотно выдавила:

– Олег.

Вот это да! Маша удивленно взглянула на подругу. И если бы Инна выдержала ее взгляд, Маша бы ничего такого не подумала: в конце концов, имя как имя! Но только Инна отчего-то покраснела, отвела глаза, смутилась, будто сейчас вдруг раскрылся какой-то ее тщательно оберегаемый секрет. Маша не стала задавать лишних вопросов: «Ладно, может, потом расскажет… когда-нибудь…», спросила только про отца мальчика. Инна махнула рукой:

– А! Этот… нечего рассказывать! Мимоходом!

– В смысле? – не поняла Маша.

– Ну, мимоходом. Он прошел по моей жизни словно мимоходом, по краешку. Не задел, понимаешь?! Мань, я хотела попросить тебя стать крестной моему Олежке… Ты так и осталась моей самой близкой подругой…

– Спасибо. Сочту за честь.

Инна просияла: