Фиалки синие - Джеймс Паттерсон

Я вновь попытался вставить слово:

— Мы хотим помочь вам...

Дос Сантос перебила меня:

— Врешь! Вы хотите помочь только себе. Просто произошло еще что-то. Те ужасные убийства в Сан-Франциско, правильно? Читать я умею, уважаемые. В противном случае о проблемах Глории Дос Сантос никто и не вспомнил бы. А у меня их целая тьма! Гораздо больше, чем вы думаете. Но всем на меня плевать!

— В парке «Золотые ворота» убили мужчину и женщину. Убили зверски. Вам об этом известно. Вполне вероятно, что убийцы — те же самые люди, которые напали и на вас, — сказал я.

— Хм, м-да. А знаете, я, пожалуй, сообщу вам нечто такое, во что вы сразу же должны поверить. Те двое, что напали на меня, были вампирами! Слышите? Понимаю, вам трудно воспринять подобное своими крошечными мозгами, но эти парни — вампиры. Они отстранились от мира людей и теперь совсем не такие, как вы!

Я тогда чуть не распрощалась с жизнью. Их собратья любят поохотиться в Беверли-Хиллз. Они каждый божий день убивают в Лос-Анджелесе! И пьют кровь своих жертв, так сказать, насыщаются. Вижу, вы мне не верите. А должны поверить!

Дверь неслышно растворилась, и в проеме показалась голова полицейского, который что-то прошептал детективу Киму.

Ким нахмурился, взглянул на нас, потом на Дос Сантос. — На бульваре Сансет совершено убийство. В гостиничном номере «люкс» искусали и повесили человека.

Лицо Глории Дос Сантос исказилось до неузнаваемости. Ее глаза сделались маленькими и злыми. Ее охватил приступ ярости и она оглушительно громко заорала:

— Они следили за вами, придурки! Они следили за вами! Не врубаетесь? Следили!.. О Господи! Им известно, что я здесь. Боже мой! Я пропала. Из-за вас мне теперь крышка.

В команде с Кайлом Крэйгом я всегда работал над распутыванием серьезных убийств с огромным удовольствием, поэтому с нетерпением ждал момента, когда позднее в тот же день он присоединится к нам с Джамиллой Хьюз в Лос-Анджелесе. И сильно удивился, увидев Кайла уже на месте преступления, в Беверли-Хиллз, куда мы незамедлительно отправились.

Тело обнаружили в отеле «Шато-Мармон», где когда-то умер от передозировки Джон Белуши.

Выглядел этот отель, как французский замок, и возвышался над бульваром Сансет на семь этажей. Когда я вошел в фойе, у меня сразу возникло ощущение, будто вся обстановка в нем из двадцатых годов. По-моему, директор одной из киностудий как-то раз сказал Уильяму Холдену:

— Если захочешь проблем на свою задницу, поищи их в «Шато-Мармон».

Кайл встретил нас у двери гостиничного номера. Его темные волосы были гладко зачесаны назад, а еще мне показалось, что он немного загорел. Очень непривычно. В первое мгновение я даже не узнал его.

— Познакомься: Кайл Крэйг, ФБР, — сказал я Джамилле. — Пока я не встретил тебя, считал, что среди тех, с кем мне доводилось расследовать убийства, Кайл — лучший.

Кайл и Джамилла обменялись рукопожатиями, и мы проследовали за Кайлом внутрь номера. По сути, номер больше походил на одноэтажный дом с верандой, какие строят лишь за городом: здесь были две спальни, гостиная с камином и отдельный выход на улицу.

Вид убитого, как и во всех предыдущих случаях, повергал в ужас. На ум опять пришли пессимистические идеи одного философа, который мне вспомнился на жутком месте преступления в Северной Каролине. Я о Шопенгауэре, утверждавшем, что наше существование — ошибка. Сегодня твои дела плохи, завтра проблем еще больше, а заканчивается все полной трагедией. Моя личная философия отличалась от шопенгауэровской большим оптимизмом, хотя порой и мне его рассуждения казались убедительными.

Полная трагедия приключилась с двадцатидевятилетним управляющим фирмой звукозаписи Джонатаном Мюллером, и наистрашнейшим образом. Его шея была искусана. Ножевых ранений на его теле я не заметил.

Мюллер висел на люстре, по-видимому, не очень долго. Его кожа выглядела восковой и прозрачной.

Мы трое подошли к покачивавшемуся телу ближе. Из него до сих пор вытекала кровь.

— Большинство укусов на шее, — сказал я. — Похоже, и здесь побывали те, кто считает себя вампирами. Повешение, должно быть, их ритуал. Или же автограф.

— Как чудовищно, — прошептала Джамилла. — Бедный парень, из него вытекла чуть не вся кровь. По-моему, это преступление на сексуальной почве.

— Я тоже так думаю, — сказал Кайл. — Мне кажется, сначала они его соблазнили.

В эту самую секунду в моем кармане зазвонил сотовый. Момент был самый что ни на есть неподходящий.

Прежде чем ответить, я посмотрел на Кайла.

— Скорее всего это опять он. Дирижер.

Я приложил трубку к уху.

— Как тебе Лос-Анджелес, Алекс? — монотонно произнес Дирижер. — Убийства чертовски похожи что здесь, что там, не правда ли?

Я кивнул Кайлу. Он понял, что мне звонит Дирижер, и жестом попросил передать ему трубку. А едва поднеся ее к уху, сильно нахмурился.

— Связь оборвана, — сообщил он, возвращая мне телефон. — Такое впечатление, будто этот подонок каким-то образом узнал, то ты его уже не слушаешь. Разве такое возможно, Алекс? Откуда ему все известно? Что он хочет от тебя, черт возьми?

Я уставился на медленно раскачивающийся труп, не имея понятия, что отвечать. Ответов у меня не было. Такое впечатление, будто кровь выпили у меня.

Наступила пятница, а мы продолжали всецело отдаваться расследованию этого немыслимого, устрашающего безумия и не имели понятия, когда оно закончится. Днем мне предстояло нечто крайне сложное — позвонить домой, в Вашингтон. Трубку после пары гудков подняла мама Нана, и мне страстно захотелось, чтобы вместо нее это сделал кто-нибудь из детей.

— Привет, это Алекс. Как дела?

Нана ответила:

— На завтрашний концерт Деймона ты не явишься, правильно, Алекс? Или, может, ты вообще о нем забыл? О, Алекс, Алекс! Почему ты вечно нас бросаешь? Так нельзя, согласись.

Я очень люблю Нану, но, случается, в своем стремлении что-то доказать мне она заходит слишком далеко.

— Может, пригласишь к телефону Деймона? Я бы хотел поговорить с моим мальчиком, а не с тобой.

— Мальчиком ему оставаться недолго. Очень скоро он превратится в такого же упрямца, как и ты, и перестанет слушать всех и вся. Вот тогда ты и поймешь, каково это. Уверяю тебя, ты не обрадуешься, — сказала Нана.

— Я и так чувствую себя препаршиво и мучаюсь сознанием своей вины. Нет необходимости усугублять мои страдания.

— А я буду усугублять, так как считаю это своим долгом. И отношусь к подобным разговорам со всей серьезностью, так же, наверное, как ты — к работе, — произнесла Нана.