Судьба боится храбрых - Андрей Имранов

— А! — вскрикнул Тим, потому что брусок неожиданно потяжелел, выскользнул из неплотно сжатой ладони и упал прямо на ногу. Но вскрикнул Тим не столько от боли, сколько от неожиданности. Ашер Камо хмыкнул:

— Впредь держи себя в руках. В следующий раз за неконтролируемое проявление чувств ты будешь наказан.

— Я… — Тим осекся. Он собирался сказать, что знает об этом, но вовремя сообразил, что тогда наказание может его настигнуть уже прямо сейчас. Поэтому он присел и подобрал изрядно потяжелевший брусок.

— А почему он стал тяжелым? И холодным?

— Потому что ты услышал, что он — железный. И пожелал, чтобы он ощущался, как железный. Моя воля не затрагивает этот брусок, только твоя. Теперь сломай его.

— Как? — удивился Тим. — Чем сломать?

— Просто руками. Пополам.

— Но он же… железный?

— Ну и что? Если бы я не сказал тебе, что он железный, но сказал бы, что он очень хрупкий, ты раскрошил бы его одним нажатием пальцев. Осознай, что ничья воля, кроме твоей, не придает этому бруску прочность. Тебе даже не надо вкладывать волю в свое действие, тебе достаточно убрать вложенную. Сломай.

— Ладно. — Тим взялся за брусок обеими руками. — Я попробую.

— Не пробуй. Просто сломай.

Тим сглотнул, закрыл глаза и напряг мышцы. Но брусок даже на долю миллиметра не подался, да и неудивительно — он был железным и толщиной чуть не с руку Тима! Да такой не то что сломать — его и согнуть-то без трактора не получится. Но Тим все-таки старался, пока пальцы не заболели.

— Безнадежно, — сказал он, ослабляя хватку, — это невозможно. Он же железный!

Ашер Камо холодно смотрел на него, не отвечая. Тим смешался и попробовал еще раз, но с тем же результатом.

— Мало усердия, — безразличным голосом сказал Ашер Камо, вставая. — Не напрягай мышцы, напрягай волю и разум. Будешь делать это все свободное время, пока не сможешь сломать. Носи его все время с собой, но скрывай от посторонних взглядов, особенно от взглядов простецов вроде тебя. Если его увидит кто-то еще, тебе придется перебороть не только свою волю, но и чью-то сверх нее. Не думаю, что это у тебя получится.

Ашер Камо подошел к выходу и обернулся:

— После обеда пойдешь на занятие «Воля в Бездействии». Я не думаю, что ты сможешь сделать хоть что-то из положенного, так что не ожидай многого. Польза будет пока только в том, что ты узнаешь и запомнишь.

— Ашер… Камо, — позвал Тим собравшегося выйти куратора, в последний момент сообразив, что его следует называть полным именем, — а где прием пищи и куда идти на занятие?

Ашер Камо обернулся, и, хотя лицо его оставалось бесстрастным, Тим почувствовал, что куратор недоволен:

— Я сказал, чтобы ты обращался ко мне без сомнений, только поэтому ты избежишь наказания, спросив то, что легко мог узнать сам. Ничто не мешает тебе поступать так и впредь, но тебе же будет лучше, если ты будешь узнавать такие вещи самостоятельно. Еда в столовой — это первое здание школы у реки. Это занятие после обеда единственное, поэтому просто пойдешь с другими учениками.

«А если они тоже не знают?» — подумал Тим, но вслух этого говорить, разумеется, не стал.

— Я понял, — сказал он и то ли глубоко кивнул, то ли слегка поклонился.

Ашер Камо хмыкнул, смерил ученика взглядом и вышел из комнаты.

— А обед-то когда? — спросил Тим у серой стены. Наверное, Руша Хему стена бы сказала когда. И сколько сейчас времени — тоже бы сообщила. Но на Тима она обратила внимания не больше, чем обычно. Тим вздохнул и сунул брусок в карман. Джинсы тут же неудобно перекосило, вдобавок почти половина бруска торчала наружу. Тим немного подумал и полез в нагрудный карман рубашки — платок был на месте. Мама строго следила за тем, чтобы носовой платок всегда лежал у него в кармане. Он, правда, никогда им не пользовался (еще чего не хватало — в школе засмеют), но носил его с собой исправно. Тим снова вздохнул — школа, мама, дом. Даже не верилось, что все это было еще только вчера, а не год назад. Почему-то вдруг защипало в глазах.

— Ну, — сказал Тим строго, — это еще что такое? Разве ты не об этом мечтал всякий раз, читая очередную фэнтезюху? Тебя же предупреждали, что мечты иногда сбываются? Ну так и не жалуйся.

Вроде помогло — глаза высохли. Тим шмыгнул, вынул девственно-железный брусок из кармана и обмотал его наполовину носовым платком. После чего засунул обратно — удобней не стало, но, по крайней мере, уже не было понятно, что это такое торчит из кармана. «Надо будет на ремень приспособить», — подумал Тим и пошел на улицу — искать столовую.

Столовая на Тима особого впечатления не произвела. Ни в плюс, ни в минус. И вообще она была очень похожа на нечто подобное в его мире. Не внешним видом, разумеется, и не блюдами, а скорее — духом. Что-то было такое в этих рядами стоящих столах, в неказистой посуде, в запахе, в лицах поваров и учеников… Видимо, школьная столовая тоже была одной из тех вещей, которые одинаковы во всех мирах и временах. Тим спокойно, ничего ни у кого не спрашивая, взял из кучи чистую тарелку и глубокую плошку, встал в очередь и минут через пять получил порцию серой вязкой массы в тарелку и граммов двести прозрачной жидкости в плошку. Серая масса, как Тим и ожидал, оказалась какой-то местной кашей, а жидкость — просто водой. Последнее обстоятельство навело Тима на печальную мысль: похоже, пить тут дают тоже строго по расписанию. Тим поставил мысленно галочку — надо будет спросить вечером у Ашера. Только почему-то он очень сомневался, что ответ куратора окажется другим.

А вот урок по этой самой «Воле в Бездействии» (не, чушь-то какая?) впечатление произвел немалое. И противоречивое. Тим еще на обеде отметил, что почти все ученики щеголяют багровыми полосами на щеках — у одних они были потемнее, у других светлее, у некоторых на обеих щеках, у некоторых — на одной, а у иных полосы на щеках отсутствовали. Но последних было мало. Тим искоса разглядывал соседей, пытаясь определить происхождение этих украшений, и в конце концов решил, что это — что-то вроде ранга. Типа сержантских лычек на погонах, ага. И набросился на нехитрый обед — есть его, кстати, полагалось руками. По крайней мере, именно так делали все остальные ученики. А потом тщательно облизывали пальцы. Не то чтобы Тима это сильно возмутило — наоборот, он с детства считал, что есть руками намного вкуснее, чем столовыми приборами, за что ему частенько перепадало. Но он помнил еще и про кишечные инфекции, которым как раз самое раздолье на югах и среди скоплений людей. У них тут что, дизентерии нет? Тим, вычищая тарелку, некоторое время размышлял над этим вопросом, потом понял. Не может какая-то несчастная кишечная палочка быть проблемой для людей, которые свет создают просто усилием воли. А для учеников, видимо, это вроде дополнительного экзамена: заболел — значит, провалил. Похороны за счет школы. Тим вздохнул, вытер пальцы о штаны и побрел к выходу — большинство учеников уже заканчивали обедать и куда-то вполне целеустремленно направлялись. Тим пошел вместе с толпой и довольно скоро оказался в еще одном здании — в том же ряду, где и его «общежитие».