Скауты в лесах - Сэмюэль Сковилль (мл.)

– Похоже, кто-то строит тут мельницу, – заметил Уилл, оглядывая плотину.

– Могвина, – коротко ответил Джо.

– Это еще кто?

– Бобр[47], – объяснил индеец.

– Ты хочешь сказать, что бобрам под силу выстроить такую здоровенную плотину[48]? – недоверчиво спросил Уилл.

Вместо ответа Джо нагнулся, с усилием вытянул из плотины один из сучьев и протянул его Уиллу. Заостренный конец сука словно бы обработали многочисленными ударами стамески, но вдоль поверхности каждого из срезов шла небольшая канавка, как если бы на лезвии той стамески была щербина. Канавка эта отмечала щель между четырьмя оранжевыми самозатачивающимися резцами бобра, и ее можно видеть везде, где поработали эти резцы: так сказать, фирменный знак строителя-бобра. Мальчики поднялись на плотину. Ниже по течению были беспорядочно навалены ветки со старыми, почерневшими в воде сучьями в основании и свежесрубленными, то есть свежеотгрызенными, наверху; тут и там виднелись ошкуренные колья из осины. Экономные бобры съели кору, а сами колья использовали для укрепления плотины. Противоположная сторона была аккуратно обмазана глиной и выглажена словно мастерком штукатура.

– Наверное, они это хвостами разглаживают, – сказал Уилл: он помнил длинный плоский чешуйчатый хвост бобра.

Джо рассмеялся.

– Много глупых рассказов про бобра, – фыркнул он. – Бобр, он хвостом ничего не разглаживает. Он шлепает хвостом по воде, когда ныряет, – сказать другим бобрам, что кто-то идет. Когда валит дерево, хлопает по земле, сказать, что дерево сейчас упадет, чтобы другие бобры береглись.

– Полно, Джо, – заспорил Уилл, – скажи еще, что бобры разговаривают.

– Разговаривают, конечно, – ответил Джо, – не хуже тебя. Только они разговаривают хвостом, а ты языком, и, кстати, очень много иногда. Бобр, он хвостом разговаривает, плавает, еще носит сучья и глину между хвостом и лапами, а больше ни для чего. А другая глупая история, – продолжал он, с редким для себя красноречием обличая бобра, – будто он высасывает воздух из бревен, чтобы они утонули. По правде, он их прижимает ко дну глиной.

– А зачем он их прижимает ко дну?

– Чтобы зимой есть кору, – ответил Джо. – Пошли, покажу.

Он повел Уилла по дамбе. По ее гребню шла хорошая утоптанная тропа, настоящее шоссе лесного народца и его главная улица. От дамбы по диагонали тянулась канава, или даже канал, фута четыре в ширину и два в глубину. Он уходил в лес, прямой как стрела. Вырытые земля и глина были аккуратно сложены в бруствер по краю канавы.

– Это кто-то лопатой выкопал, – заявил Уилл, внимательно осмотрев канаву.

Джо не ответил, вместо этого он повел товарища вдоль канавы, через подлесок, к краю рощи дрожащих на ветерке осин. В конце канала несколько деревьев, некоторые из которых были в пару футов в диаметре, были свалены все тем же «зубилом» с «говорящей» канавкой на каждом из его следов. Ветки были отделены от стволов, а сами стволы разделены на четырехфутовые отрезки, сложенные у края канала. Глубокие следы в глинистом склоне показывали, где часть таких «поленьев» была спущена в канал. Позже возле плотины мальчики увидели дерево, надежно за крепленное на дне глиной. Джо было нелегко убедить Уилла в том, что все это – работа бобров.

– Сейчас они вернулись домой, живут тут, – объяснял Джо. – А все лето они путешествуют, играют, ходят в гости, живут в норах на берегу, веселятся. В августе собираются дома, всю ночь работают, весь день спят, чинят плотину, хатки, запасают еду на зиму.

– Откуда ты про них столько знаешь? – спросил Уилл.

– Ловил их, – отвечал индеец. – Однажды поймал большого – семьдесят фунтов. Бобры, они в ловушке тихо сидят, не шумят, не бьются, как рысь или волк. А он попал в ловушку – и стоит в ней, а рукой прикрывает голов у… Если ударить, он удар отбивает и опять закрывается. Вот я однажды поймал молодого бобра. Я его выучил: он за мной ходил как собака и спал под моим одеялом, а когда я шел куда-то далеко, ехал наверху моего заплечного мешка. Когда делал стоянку – он плавал в реке, но когда я свистел – сразу приходил.

– А что с ним стало? – спросил Уилл, потому что Джо замолчал.

– Белый человек застрелил, на шкурку, – коротко ответил Джо и после паузы добавил: – А я выстрелил в белого человека.

– Ты что же, убил его?! – ужаснулся Уилл.

– Нет, – ответил его товарищ, – руку только сломал, перебил кость. Пришли еще белые люди, прогнали меня, я не успел еще выстрелить.

Мальчики вернулись к плотине и рассмотрели бобровые хатки, которых тут было несколько. Они походили на индейские типи, только меньше. Бо́льшая их часть была построена в воде. Основание их на несколько футов было ниже поверхности, а над водой они поднимались на три-четыре фута и в диаметре были около пяти. Впрочем, одна из хаток была раза в два больше остальных и стояла в довольно глубоком месте. Она была сооружена в основном из очищенных от коры сучьев и бревен тополя и стояла на возведенном на дне прочном фундаменте из глины, укрепленной сучьями; в фундамент были заделаны крепкие колья. Эти колья наклонялись к центру постройки, были переплетены ветками и хорошенько обмазаны смесью глины и торфа – в результате стены хатки были в добрых три фута толщиной.

– Тут живет их вождь, – заявил Джо, указывая на хатку. – У каждого бобрового племени есть вождь. Он командует, говорит, что надо делать. Иногда уводит бобров через лес – на десять, двадцать или тридцать миль и строит новую колонию, если в лесу пожар или вода пересыхает. У вождя всегда самый большой дом.

Уилл был чрезвычайно заинтересован.

– А что там внутри и как он туда попадает?

– Два входа, оба под водой. Внутри комната с полом из палок и сухая постель. А воздух проходит внутрь через дырку на крыше.

Некоторое время Уилл молча рассматривал жилище вождя бобров.

– Слушай, Джо, – вдруг предложил он, – а давай нырнем и все осмотрим? Ведь старина бобёр нам ничего не сделает?