Вчерашний скандал - Лоретта Чейз

— Час от часу не легче, — отвел глаза Лайл.

— Я все продумала, — заявила Оливия.

— Когда? — спросил он, вновь обратив к ней испытующий взгляд. — Я только что сказал тебе об этом.

— Я думала об этом замке еще раньше, — ответила она. Это на самом деле было так. Лайлу надо было говорить как можно больше правды. Он не только ужасающе логичен и прямолинеен, но и немного умеет читать ее мысли. — Я пыталась разработать план, как спасти тебя от него.

— Тебе не нужно спасать меня! — отрезал Лайл. — Ты же не рыцарь в сияющих доспехах… или кем ты там себя считаешь. Мне почти двадцать четыре года, и я в состоянии сам о себе позаботиться.

— Пожалуйста, не обрушивайся на меня всей силой своей мужской гордости, — попросила Оливия. — Если ты выслушаешь меня, то поймешь, насколько реальна моя идея.

— Девять лет назад у тебя тоже была реальная идея спасти мать от нищеты, сбежав в Бристоль в поисках пиратского клада в саду графа Мэндвилла!

— Но было же здорово, разве нет? — воскликнула Оливия. — То было настоящее приключение! У тебя все время бывают приключения. А я… — Оливия взмахнула рукой, затянутой в перчатку, — я разрываю помолвки и бью мужчин зонтиком.

Лайл бросил на нее взгляд, значения которого она не поняла. Лайл пришпорил коня.

Ему необходимо держать дистанцию.

Лайл не хотел задумываться о той девочке, какой она была прежде и какой стала теперь, замыслив стать рыцарем и заняться благородными поисками.

Оливия последовала за ним.

— Не отвергай мою идею, — настаивала она. — Ты же ученый, а ученый должен сохранять объективность в подходе к вопросу.

— Но не к безумию, — возразил Лайл. — Ты не можешь просто взять и укатить в Шотландию только потому, что тебе наскучило разрывать помолвки и колотить мужчин зонтиком. Мне жаль, что тебе приходится подчиняться светским условностям, даже нелепым, но изменить их я не могу. И мне известно, что ты не можешь одна прыгнуть в карету и проехать четыреста миль, не вызвав тем самым ужасного скандала.

— Я всегда вызываю скандалы, — ответила Оливия. — Этим я и прославилась. Что бы я ни сделала или ни сказала на этом ужине или том приеме, на следующее утро всем об этом известно. Оливия Карсингтон, Вчерашний Скандал — вот кто я. Мне следовало бы написать это на моих визитных карточках.

Лайл огляделся по сторонам. Этим утром в парке было тихо, сюда едва доносился шум с близлежащих улиц, поэтому ясно слышались шорох листьев на деревьях, цоканье лошадиных копыт и перекличка птиц.

Лайл слышал и стук собственного сердца тоже. Он испытывал искушение, ужасное искушение.

Но Оливия всегда искушала его. Она делала это с двенадцати лет. Если бы последние десять лет он не провел в Египте, она бы превратила его жизнь в хаос.

— Мне не следовало говорить этого, — начал Лайл, — но поскольку ты потеряла рассудок, считаю, что должен сказать: ты можешь считать меня своим братом, но это не так. Ты не можешь ехать со мной без компаньонки.

— Разумеется, мне нужна компаньонка, — ответила Оливия. — Но ты можешь оставить все приготовления на меня. Все, что тебе нужно сделать…

— Я ничего не собираюсь делать, — перебил ее Лайл. — Из всех безрассудных затей… — Он замолчал, качая головой. — Не могу в это поверить. Отец лишил меня содержания, мне некуда идти и не на что жить, а ты хочешь, чтобы я увез тебя за четыреста миль в старый разваливающийся замок. И как раз в октябре, ни больше ни меньше! Ты знаешь, на что похожа Шотландия в октябре?

— Там темно, сыро, холодно, уныло и ужасно романтично, — сказала она.

— Я не поеду! — воскликнул Лайл. — Не могу поверить, что еще и спорю с тобой об этом.

— Будет весело, — проговорила Оливия. — Это же приключение!

Приключение… У него постоянные приключения. Но не с Оливией. И уже давно.

Но ведь Оливия теперь уже не та, что была раньше. С той он еще мог как-то справиться. До определенной степени. Но тогда он был тринадцатилетним мальчишкой, равнодушным, если не откровенно враждебным, к женскому полу.

— Это мой единственный, мой самый последний шанс на приключение, — продолжала Оливия. — В семье заявляют, что до смерти устали от моих нелепых выходок. Бабушка и дедушка Харгейт настаивают на моем замужестве. А когда они начинают настаивать, это уже опасно. Ты знаешь, как им нравится, чтобы все были женаты и устроены. Мне придется остановиться на ком-то, остепениться и стать женой и матерью. Успокоиться, успокоиться, успокоиться… У меня никогда больше не будет шанса сделать что-то интересное!

Лайл помнил, какой бесстрашной она была, путешествуя в одиночку… забираясь в повозки… заманивая лакеев в карточную игру… Он думал о ее теперешней жизни, состоящей из череды званых вечеров, где малейшее отступление от светских правил влечет осуждение, косые взгляды, перешептывание сплетниц из-за вееров.

— Черт возьми, Оливия, не принуждай меня к этому, — сказал он.

— Тебе известно, что я говорю правду, — твердила Оливия. — Женская жизнь скучна. Мы чьи-то дочери, потом чьи-то жены и матери. Нам не позволяется делать что-нибудь эдакое, что делают мужчины.

— Нет, — покачал головой Лайл. — Я не могу позволить, чтобы с тобой такое происходило.

— У тебя нет выбора, — сказала Оливия. — Ты всегда умудрялся избегать давления со стороны своих родителей или не замечать этого, но они наконец поняли, что у них есть мощный рычаг воздействия на тебя.

— А ты играешь им на руку! — отрезал Лайл. — Ты вообще представляешь, что это такое — восстановление старого замка?

— Отлично представляю, — улыбнулась Оливия.

— На это могут уйти годы. Годы! В Шотландии. С волынками!

— На это не потребуются годы, — опять улыбнулась Оливия, — если я помогу тебе. От тебя не убудет, если ты позволишь родителям думать, что они выиграли одно сражение. Если мы все правильно разыграем, то очень может быть, что ты вернешься в Египет к весне, например.

Этой улыбки было достаточно, чтобы он сдался. Но голос ангела-хранителя, который все эти годы помогал ему оставаться в живых, сказал: «Подожди. Подумай».

Думать, когда на него была обращена вся сила этих синих глаз, было очень трудно, и почему-то покалывало сердце.

Однако Перегрин не поддался чарам. Он все еще был тем же упрямым мальчишкой, который давно знал Оливию, а также ученым, отстраненным наблюдателем, недавно видевшим ее в действии. Он знал, что она может заставить поверить кого угодно во что угодно, в особенности мужчин.

— Нет, — сказал Лайл, стараясь, чтобы это прозвучало как можно мягче. — Если я позволю им контролировать себя таким способом, они станут пользоваться этим снова и снова. Если я подчинюсь их требованию, они потребуют большего.

— Ах, ну что же, если ты не согласен, — продолжала улыбаться Оливия, — значит, не согласен, — жизнерадостно подытожила она.