Агата Кристи - Екатерина Цимбаева

10

Семейство Миллер уже не мечтало даже о сохранении прежнего уровня жизни и быстро двигалось к разорению. Девочка не считала это катастрофой — сколь часто она читала о подобных коллизиях в книжках! Как ухитрился папа так расстроить дела, навсегда осталось ей непонятным. Деньги дедушки просто исчезли в неизвестном направлении, а несуществующие доходы проживались в кредит. Отец ничего не умел предпринять, наивно пытался искать работу в Лондоне, но потом нашел наипростейший выход — заболел и умер в своем родном доме в Илинге, предоставив вдове и детям справляться с созданной им ситуацией как умеют. И это тоже была самая что ни на есть викторианская литературная ситуация.

Вспомним, как отец маленькой Сары из повести Фрэнсис Бернетт, получив ложное известие о пропаже денег, вложенных в алмазные прииски, бессовестно — не найти иного слова — умер от горячки, бросив дочь вдали от дома, даже не сообщив никому о ее местонахождении, и только игра случая вернула ее в привычный мир. Конечно, не умри он, не получился бы душещипательный сюжет, но на таких именно сюжетах и вырастали поколения викторианцев. Мужчинам дозволялось уходить от своих и чужих неприятностей, болезней и страданий куда угодно: от клуба до гроба. Девочки же безропотно терпели самые жестокие лишения. Любопытно, что литературным мальчикам, вроде бесподобного маленького лорда Фаунтлероя той же Бернетт, не грозило бедствий страшнее временной потери титула или, в крайнем случае, как у героев Диккенса, унизительной жизни в школе или недолгой работы на фабрике. И не стоит удивляться, что запутавшийся в делах отец Оливера Твиста умирает, губя судьбы детей, в том числе нерожденного младенца. А герой «Морского договора» Конан Дойла от бесчестья и краха карьеры падает в буйной горячке на руки невесты, которая не дрогнула, хотя теряла из-за его промаха даже больше, чем он. А по страницам романов Агаты Кристи скользят милейшие беспомощные джентльмены, оберегаемые и защищаемые своими решительными и предприимчивыми женами. И даже герой знаменитой «Женщины в белом» Уилки Коллинза никогда бы не вступил в смертельную схватку с негодяями за права своей любимой, если бы его не поддержала другая мужественная и гордая женщина.

Фред Миллер скончался на руках жены, оплаканный семьей в лучших традициях викторианских романов, — напрасно думать, что они описывали несуществовавший мир. Но этот мир быстро уходил в прошлое. В том же 1901 году умерла королева Виктория. Викторианская эпоха завершилась вместе с XIX веком.

Наступил XX век. Стряхнув бремя позднего викторианства, Англия наслаждалась безмятежностью эдвардианского десятилетия. То была пора карнавальной веселости балов и легкомысленности загородных приемов, изысканности всепроникающего art déco и удручающего упадка литературы. Эдвардианство открыло путь эмансипации и гигиене, слой за слоем освободив тела от вороха лишней одежды. Символами перемен стали велосипеды и роликовые коньки для обоих полов. Спорт перестал быть уделом богатых аристократов и бритоголовых профессионалов ринга. Плавание на совместных пляжах сделало смешным купание в бухтах для леди и джентльменов.

1

Оказалось, однако, что предоставленная самой себе миссис Миллер способна трезво оценивать ситуацию и находить разумные решения. Откажись она раньше от милой викторианской женской отстраненности, семья могла бы и не разориться. От финансового краха уцелели деньги, завещанные дедом непосредственно внукам. Каждому досталось по 100 фунтов в год, что вместе с обещанным матери пожизненным небольшим доходом от одной из дедушкиных фирм оставляло возможность небогатого, но подобающего существования. Однако расходы необходимо было жестко урезать. Первым делом следовало продать Эшфилд и переселиться в домик поскромнее. Но сверх ожидания, она натолкнулась на противодействие детей. Они решительно и единодушно воспротивились продаже Эшфилда и умоляли сохранить его. «Это наш дом, — говорили мы, — и мы не вынесем его потери». Джеймс Уотс обещал небольшую, но постоянную добавку к тещиным деньгам. «Наконец, тронутая, как мне кажется, больше всего моей отчаянной любовью к дому, мама сдалась. Она решила, что, во всяком случае, можно попытаться. Теперь я понимаю, что неблагоразумно было так цепляться за него. Конечно же надо было продать Эшфилд и купить более подходящий дом. Но хотя мама прекрасно понимала это и тогда, а еще больше потом, все же, мне кажется, она была довольна, что мы там оставались: ведь Эшфилд долгие годы так много значил для меня! Мое пристанище, кров, приют, место, которому я действительно принадлежала. Мне никогда не приходилось страдать от отсутствия корней. Хотя сохранять Эшфилд было безумием, именно благодаря этому безумию я приобрела нечто очень ценное: сокровищницу воспоминаний».

Уступив младшей дочери, миссис Миллер, по крайней мере, позаботилась поскорее устроить жизнь старших детей. В следующем сентябре, до окончания срока траура, по ее настоянию Мэдж вышла за Джеймса Уотса. Миссис Миллер, конечно, вслух не объясняла необходимость венчаться без промедления простым желанием избавить дочь от нужды. «Мама уверяла, и, думаю, в этом была доля правды, что с течением времени, когда они с Мэдж сблизятся еще теснее, расставаться станет труднее». Отец Джеймса тоже по каким-то неясным причинам стремился к тому, чтобы сын, едва окончивший Оксфорд, немедленно женился в столь раннем по английским понятиям возрасте. Он даже обещал выделить сыну землю из своих владений и построить дом для молодой пары (годы спустя дом еще не достроили, а когда он был готов, Джеймсу и Мэдж пришла пора занять после смерти старого Уотса родовой особняк).

Англо-бурская война очень удачно разразилась в эти же месяцы и решила судьбу безалаберного Монти, уже бесплодно перепробовавшего несколько профессий. Вступив в армию добровольцем на волне патриотического энтузиазма, он так в ней и остался. Где еще можно было получить жалованье и положение, не облекая себя ответственностью и раздумьями? Военная служба в Африке или Индии, грозившая в ту пору лишь опасностями тропических болезней, была веками испытанным прибежищем для непутевых, но добропорядочных сыновей. Дамы Миллер вздохнули с облегчением, пристроив «главу рода» к приличному делу.

Сразу по кончине отца Агата осталась в опустевшем Эшфилде совершенно одна, на попечении кухарки Джейн: мама с Мэдж уехали на юг Франции для восстановления душевного покоя. Девочка восстанавливала свой покой доступными ей средствами, пытаясь по-взрослому командовать в доме, что Джейн вежливо игнорировала. Через долгие три недели мать вернулась. Агата очень хорошо осознала глубину уже свершившейся потери и страшно боялась потерять еще и маму.