Платформа - Роджер Леви

На протяжении десятилетий в Системе не было никакой структуры, помимо той, которая была необходима, чтобы поддерживать механизмы торговли; тем временем земной Интернет переродился в Песнь. Процветали беззаконие и коррупция. Система разрослась так, как Земле и не снилось.

У Рейзер разболелась голова, и она, усевшись на край постели, выпила воды, представляя себе, насколько хуже сейчас, должно быть, приходилось Бейлу.

Голомэн вдохновенно жестикулировал и что-то говорил. Кто угодно в системе, за исключением жителей двух очевидных планет, узнал бы это лицо.

В такой вот хаос около века назад неожиданно ворвалась «ПослеЖизнь», сформировавшись почти в одночасье, и за несколько лет изменила Систему полностью. Рейзер подумалось, что календарь должен это как-то отображать, что годы нужно разделить на те, что до «ПослеЖизни» и те, что…

А может, и не нужно. Еще воды. И каффэ.

Несмотря ни на что, жизнь оставалась тяжелой. Ею теперь руководил безжалостный прагматизм. Землянин, может, и поразился бы кое-каким проявлениям современной технологии, но и увидел бы в повседневном использовании такие вещи, от которых отказались задолго до гибели Земли. В Системе надежность ценилась больше инновации.

Голомэн перешел к «ПравдивымРассказам», «ЗвезднымСердцам» и другим ПараСайтам.

Какие-то черты земной жизни ушли в прошлое. Одной из главных жертв конца Земли стало боговерие – если не считать Геенну и неназываемую планету. Для этих двух миров боговерие работало, как и прежде, – по крайней мере, для Геенны, поскольку никто понятия не имел, какова жизнь на той, другой.

И вот, как раз тогда, когда Система начала распадаться, одолеваемая болезнями, отчаянием и внутренними конфликтами (именно об этом сейчас снова рассказывал Голомэн), был открыт нейрид. Побочный эффект неудачного эксперимента с полипотенциальными клетками, для которых некий безымянный лаборант обнаружил применение, граничившее с чудом.

А из нейрида произошла «ПослеЖизнь».

Голомэн отбросил со лба непокорный локон.

– Считаные мгновения остались до голосования! Но сперва – о современных медицинских технологиях. Значительное продвижение в геноспецифической регенеративной терапии сердца и легких означает, что «ПослеЖизнь» способна предложить второй шанс примерно тысяче своих генетически совместимых спящих подписчиков, ставших жертвами метаприона N23XN.

Рейзер все еще размышляла о том, какой увидел бы Систему землянин. Ее собственной жизнью правили клавиши и каффэ, а они не сильно изменились с тех пор, как человечество переселилось в Систему. У него были другие приоритеты.

А людей всегда тянуло к чтению. Это дешево, это быстрее, чем слушать, да еще и акценты не мешают. Даже теперь письменные языки Системы оставались почти такими же, как на Земле. Что до каффэ, то всем хотелось бодрствовать подольше с помощью теплого напитка.

Она прикончила холодную бурду, отнесла тас обратно на кухню и пальцами отмыла под краном. Сколько каффэ она выпила за эти годы? Сколько историй рассказала?

Когда Рейзер вернулась к монитории, ее встретили вид бурлящего моря, пятнистые спины платформ, неподвижных в водоворотах пены, и саркофаги, разбросанные вокруг них, точно блестки.

Ее догнало осознание, что она на самом деле находится здесь, на планете сарков. Мало денег, никакого уюта, ни секунды покоя – и все же Хлад был самым важным местом в Системе.

– Среди них есть и сегодняшние потенциальные счастливчики, – сказал ей Голомэн. – Взглянем на одного из них. Его зовут Ларрен Гэмлиэл.

Заиграла тема «ПослеЖизни», и волны Хлада ударились в монитор. Рейзер начала уделять передаче больше внимания. Вот оно, наконец-то. Биографии. Вещество «ПослеЖизни».

Кишащее сарками море засветилось, один из симулированных саркофагов поднялся в воздух и приоткрылся, истекая словами:

Рейзер выбрала звук, снова плюхнулась на кровать и закрыла глаза. Голос был низким и гнусавым. Рейзер представились лицо в оспинах и тощие руки. Ларрен начал пересказывать свою жизнь: