Будешь моей мамой - Ирина Волчок

— Нет. — Игорь с интересом наблюдал за матерью. — Какие там контраргументы… Хотя я не совсем понимаю, зачем горячку пороть. Все равно мы через две недели в Семино поедем.

— Ну, две недели тоже надо по-человечески пожить. — Инга Максимовна насупилась и поджала губы. — Знаешь, я вообще не понимаю твоей привычки — жить как в гостинице. Все абы как, никакого уюта, мебель черт знает как стоит… И вообще, неужели ты не понимаешь? Если Ольге будет здесь хорошо, и Анне хорошо будет.

— Ладно, ладно. — Игорь перегнулся через стол и вкрадчиво взял мать за руку. — Чего ты развоевалась? Я ни капельки не против. Если ты мне откровенно ответишь на один вопрос.

— Ну? — Инга Максимовна насторожилась. Игорь сильнее сжал руку матери, подмигнул и довольно ехидно спросил:

— Что, ма, обалдела от новой няни-то?

Мать помолчала, покусала губы и наконец ответила:

— Знаешь, сына, что мне кажется? Мне кажется, нам что-то уж очень крупно повезло. Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить бы.

— Поживем — увидим, — как можно равнодушнее ответил Игорь, с испугом ощущая, как где-то в районе солнечного сплетения у него что-то дрогнуло, потеплело и стало расти, заполнять его всего молодой весенней радостью. Немотивированные эмоции, как сказала бы его бывшая жена. Смех без причины. А, бог с ней.

— Ма, я еще спросить хотел, — улыбаясь, начал Игорь. — Ты сто долларов нищенке отдала бы?

— Это ты о чем? — Инга Максимовна насторожилась и высвободила руку из его пальцев. — Причем тут сто долларов? Во-первых, я его почти год носила. Да и новый он сотню баксов не стоил. Наверное. А потом, я так поправилась, что и мал он мне. А у Марьи девка на весну вообще раздетая осталась. И фасон такой мне уже не по годам… Да и вообще, что ты ко мне прицепился? Интересно, кто тебе донес, что я плащ отдала? И почему ты решил, что Марья — нищенка? Сам-то давно за десятку сортиры на чужих дачах сколачивал? И не мужицкое это дело — интересоваться, откуда берутся и куда деваются бабские тряпки…

Игорь сидел, откинувшись на спинку жесткого кухонного диванчика, закрыв глаза и улыбаясь, и с наслаждением погружался в волны немотивированной радости.

— Ма, — произнес он, не открывая глаз. — Я тебя люблю.

— Еще бы, — по инерции сердито ответила Инга Максимовна. — Куда ж тебе деваться, конечно, любишь. Еще бы, родную-то мать.

В Галкиной малине Ольга рисовала следующий портрет. Новой заказчицей оказалась молоденькая продавщица, у которой Ольга позавчера купила туфли. Увидев ее, Ольга даже не удивилась. Она уже привыкла к невероятным случайностям и даже стала принимать их как должное. Как закон природы, например. Понимаешь ты его или нет — не важно. Он просто есть. И нечего удивляться и вычислять, как такое получается. Надо просто радоваться, что пока этот закон природы на твоей стороне.

Продавщица по имени Дарья оказалась на редкость послушной и понятливой. Она согласилась смыть боевую раскраску, и ее умытое личико обрадовало Ольгу мягкими, чуть размытыми чертами, теплым тоном гладкой кожи, а особенно выражением ореховых глаз. Дарья смотрела на нее открытым, заинтересованным, доброжелательным взглядом, в котором читались неуверенность и надежда. Дарья призналась, что никто никогда не говорил ей, что она красивая, а ей ужасно хочется быть красивой. Или хотя бы хорошенькой.

Портрет продавщицы давался легко. Ольга с удовольствием всматривалась в милое лицо девушки, с удовольствием растирала крошащиеся мелки пальцами по тисненой бумаге и с удовольствием предвкушала реакцию Дарьи. На портрете Дарья получилась именно какая есть — маленькая фея с умными глазами и нежными, почти детскими, губами, готовыми в любой момент раскрыться в улыбке по малейшему поводу.

Ольга осталась довольна собой. И натурой тоже. А еще довольна тем, как хорошо все произошло с работой. После безобразной ссоры с отцом Анны в магазине на теплый прием в его конторе рассчитывать, конечно, было нечего. И она просто не пошла бы на собеседование, если бы знала, кто будущий работодатель… Хозяин. Шеф. Ну, не важно. Издергалась бы, думая об Анне, но не пошла бы. Хорошо, что заранее не знала. Чудесно, что там оказалась Анна. Замечательно, что купила туфли. Значит, хорошо, что той старушке отдала не долларовую сотню, а свои кровные? Хм… А бизнесмен… в смысле — Игорь Дмитриевич… он решил, что его сотню. Ну и пусть, ну и отлично. И даже отлично, что у нее до начала работы еще почти два свободных дня. Она успела закончить портрет Дарьи. А к вечеру придет колоритная тетка, и завтра — двое. Сразу, конечно, она и половины не успеет. Но будет еще два выходных через неделю, и еще два выходных еще через неделю, а в эту их деревню — как ее там? — можно взять три-четыре цветные фотографии следующих заказчиков. Ой, как хорошо! К тому же решение вопроса оплаты готовых портретов Галка взяла в свои руки, так что если Ольга и не сможет передать ей заработанные у бизнесмена… у Игоря Дмитриевича… деньги сразу, бедствовать Галке не придется.

Серо-голубая палочка пастели сломалась, оставив на бумаге слабый мягкий мазок и несколько мелких крошек. Ольга потянулась за скальпелем, чтобы снять ненужную краску, и остановилась, присматриваясь к неожиданному эффекту. У живой Дарьи совсем слабые тени в уголках глаз. И не голубые, а скорее зеленоватые. Или коричневатые? Скажем, зеленовато-коричневатые. Можем сказать как угодно, большинство людей, как с изумлением убедилась Ольга не так давно, вообще никакого оттенка не увидели бы. И эту серо-голубую жилку, едва просвечивающую сквозь тонкую кожу виска, тоже не заметили бы. А она увидела и теперь эту трогательную жилку покажет всем. Во как мы умеем, похвалила себя Ольга. Хорошо, что сломался серо-голубой мелок. И хорошо, что сломался на этом месте. Все у меня хорошо, а будет еще лучше. Ольга растушевала мазок пальцем, вытерла руки о подол драной линялой футболки шестьдесят какого-то размера, сидевшей на ней как парашют на швабре, полюбовалась портретом, потом Дарьей, затем опять портретом и решила — можно.

— На, посмотри. — Ольга не скрывала гордости и удовольствия. — А говоришь, никто не замечает, что красивая. Обманываешь, наверное, а?

Дарья взяла большую разделочную доску с приколотым к ней листом бумаги, неловко повернула ее, стараясь не задеть портрет, жадно глянула на свое изображение и вдруг наклонилась ниже, ссутулилась и зябко обхватила локти ладонями.

— Что такое? — удивилась Ольга. — Тебе не нравится?

— А это я? — Дарья взглянула на нее испуганно.

— А по-твоему, кто? — строго произнесла Ольга. — Дядя Петя с пивзавода, что ли?

Дарья неуверенно засмеялась и покраснела:

— Что-то уж очень красивая… Я не ожидала. Прямо как волшебница из сказки.

— Ну, извини, — прогудела Ольга Галкиным голосом и попробовала по-галкиному изогнуть левую бровь. Бровь, конечно, не шевельнулась. — Хочешь, я усы пририсую? Или, например, бородавку?

Дарья опять засмеялась и глянула на нее сияющими глазами: