Йестердэй - Василий Сретенский

Схожее объяснение попытке погубить людей (только наслав на них потоп), дается в мифах Шумера и Аккада – люди «много шумят». Не восстают на богов, не пытаются их свергнуть с небес, как в мифе о Вавилонской башне, а «шумят» – ругаются на богов.

О том, как болезненно боги воспринимали невнимание к ним людей или, того пуще – людскую ругань, говорит и Книга мертвых Египта. В «Представлении умершего богам» говориться о боге Атуме: «Ты отмщаешь за каждого бога человеку, который поругал его, и ты пускаешь стрелы в него». В первой «Исповеди отрицания 42 грехов» грех номер 41: «Я не забирал хлеба у ребенка и не обращался с презрением к богу моего города». Во второй «Исповеди отрицания 42 грехов» – «Я не презирал бога и не относился с пренебрежением к богу моего города».

Вспомним еще классических неудачников древней Греции: Тантала и Сизифа. Первый крайне неудачно пошутил над богами, предложив им в виде кушанья собственного сына. Второй – папарацци античности – подглядывал за богами и со смехом рассказывал об их неприглядных делах людям. А Ниоба, дочь Тантала, отказавшаяся приносить жертвы богине Латоне? Семь ее сыновей и семь дочерей были убиты Аполлоном и Артемидой, сама же она была обращена в камень, вечно льющий слезы.

Кстати, в мифологии Древней Греции современным людям, сотворенным из глины, предшествовало несколько поколений людей из металлов. Так вот, второе поколение – серебряное – было загнанно Зевсом в Аид. Вот как об этом пишет Гесиод (в переводе Вересаева, конечно):

...

«После того поколенье другое, уж много похуже,

Из серебра сотворили великие боги Олимпа.

Было не схоже оно с золотым ни обличьем, ни мыслью.

Сотню годов возрастал человек неразумным ребенком,

Дома близ матери доброй забавами детскими тешась.

А наконец, возмужавши и зрелости полной достигнув,

Жили лишь малое время, на беды себя обрекая

Собственной глупостью: ибо от гордости дикой не в силах

Были они воздержаться, бессмертным служить не желали,

Не приносили и жертв на святых алтарях олимпийцам,

Как по обычаю людям положено. Их под землею

Зевс-громовержец сокрыл, негодуя, что почестей люди

Не воздавали блаженным богам, на Олимпе живущим.

После того как земля поколенье и это покрыла,

Дали им люди названье подземных смертных блаженных,

Хоть и на месте втором, но в почете у смертных и эти».

Теперь рискнем ответить на вопрос, поставленный нами в начале: «Зачем богам люди»? Принося жертву (и поедая ее лучшую часть), каждый человек выражает свое признание силы бога, которому эта жертва посвящена и тем самым дает ему эту силу. Чувства человека по отношению к богам и являются главным источником силы богов. Есть у людей чувство почтения – боги здоровы и сильны, нет – боги бессильны и ничтожны.

И эта тема жертвы-почитания имеет чрезвычайно интересный поворот, связанный как раз с тем, как начал выстраивать свои отношения с людьми один ханаанейский бог, которого мы знаем сейчас под псевдонимами Господь, Яхве, Саваоф и Элохим. Но, об этом как-нибудь в другой раз.

Позвонил я в эту галерею. Преставился как журналист. И ведь, что интересно, не соврал. Секретарша бодренько сообщила, что Карина Владимировна в творческом отпуске, который продлится еще несколько дней. Предложила соединить с кем-то из ее помощников. Я отказался, спросил по готовящиеся выставки. Она мне отрапортовала, что, мол, все идет по плану. Вот сейчас, а вот потом, и уже через неделю. И опять предложила для беседы кого-то из младших кураторов. Но бодрости в голосе поубавилось. И вообще все ее быстрые и четкие ответы мне оставили впечатление хорошо упакованной паники.

[пауза]

Раз. Два. Раз два три.

Ай сэй окей. Йестердэй воз йестердэй.

Ай сэй окей. Тудей из беттер дэй.

Ай сэй окей. Йестердэй воз йестердэй.

Ай сэй окей. Тудей из беттер дэй.

[пауза]

Что-то неладное с диктофоном. То работает, то не работает. Сейчас вроде работает, а предыдущие сорок пять минут кассета крутилась впустую. Ладно. Придется опять все пересказывать.

Арина позвонила из машины и приехала с опозданием всего в полчаса. Пробка на Ленинградке. Она (Арина) была в джинсах и какой-то оранжевой этнической хламиде, почти до колен. Черные волосы заколоты сзади оранжевой же штуковиной с зубами. На ногах кроссовки. Белые носки. От тапок матушкиных отказалась. Что это нам дает? Да ничего не дает.

Она вошла, извинилась, степенно прошествовала в ванную и грохнула там единственное в этой квартире зеркало. Отец брился всю жизнь, в него глядя. Мать теперь расстроится, когда с дачи приедет. Но это ближе к октябрю, можно пока не думать. А мне бриться придется на ощупь. Или вообще не бриться. Тоже вариант.

Я, конечно, вежливо поинтересовался какого Зу… ну, в общем, зачем было зеркало с полки в руки брать. Поучил совершенно неудовлетворительный ответ: мол, высоко стояло, а надо было обязательно… ну на что там смотреть? Хотя нет, смотреть-то как раз есть на что. Со стороны. Мне, например. Ей-то, зачем смотреть: косметики на лице нет, полотенцем не вытиралась, плеснула водой и пошла. Ну и шла бы…

[пауза]

Чего-то я завелся. Да не в зеркале дело. В общем, осколки подобрали, чай заварили (она кофе не пьет) и стали составлять план.

У меня было два варианта: План А и План Б. План А выслушан не был. Впрочем, как и План Б. Арина достала фотографию, ткнула пальчиком в крайнего слева (это Сретенский) и заявила, что хочет все о нем узнать.

Видит бог, нет, не так, ВИДИТ БОГ, я пытался быть терпеливым. Я привел свои аргументы. Вот главный из них. Два года назад историк Василий Сретенским был найден в собственной квартире мертвым. Квартира, кстати, была пуста. В ней не было ничего: ни его коллекции поддужных колокольчиков, ни книг, ни бумаг, ни мебели, ни каких-либо вещей, если не считать таковыми отломанные плинтуса и вскрытые половицы. Так что, если ей нужен Сретенский, составление плана можно заканчивать, а расследование прекращать, заменить его совместным чаепитием в Ямках, в духе последней серии картин ее батюшки. Я согласен.

Впрочем, я готов был выслушать ее аргументы. Приготовьтесь. Первый аргумент: Леха, находясь в состоянии беспамятства, передал фотографию Арине таким образом, что палец его находился строго против головы Сретенского и даже частично ее касался.

Ну конечно! Как я сам не догадался. Перст указующий. Палец, кстати, какой?

Большой.

А рука какая?

Правая.

Вот так?

Да.

Я взял фотографию в правую руку, положив большой палец на голову Сретенскому, потом переложил ее в левую, причем большой палец попал на голову Ваньке Солонову.