Белые мыши - Николас Блинкоу

Фрэд говорит:

— Вот тут, в гардеробной.

Мы останавливаемся у приоткрытой двери. Внутри виден край душевой кабины, туалетный стол во всю стену. На нем ваза с белыми лилиями.

— У нас тут кое-что приключилось, — говорит Фрэд. — Я знаю, ты близок с Биби.

По правде сказать, я и сейчас еще пытаюсь понять, насколько я с ней близок. Но слова Фрэда меня встревожили.

— Ей плохо?

— Очухается. Просто нужно, чтобы кто-то побыл с ней, пока мы ищем врача.

Я перевожу взгляд на Осано, пытаясь понять, как он относится к произошедшему. Если Биби одна в комнате, почему он не занялся ею сам? И только теперь я замечаю, как он нервничает, по крайней мере нервничает сейчас.

Тычком распахиваю дверь. У стены, которой из коридора не видно, стоит софа. Я вижу голову с жидкими волосами и узнаю Аманду ван Хемстра. Она сидит, наклонясь над съежившейся фигуркой. Это Биби, дрожащая, как листок бумаги.

— Передозировка? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает Фрэд. — Приступ паники. Накурилась какой-то дряни и, может быть, не сейчас, а раньше.

Разговаривая, я оглядываю комнату. На туалетном столе валяется обожженная фольга, стало быть, героин. Аманда поднимает взгляд. Зрачки у нее величиной с булавочные острия. Держа Биби за руку, она произносит:

— Привет, Джейми.

Биби молчит.

Фрэд говорит:

— Пойдем, Аманда. Теперь за ней Джейми присмотрит. А ты иди работай.

Врач делает Биби укол, чтобы умерить сердцебиение, и, покончив с этим, роняет шприц в открытую сумку «Адидас». Биби, едва к ней возвращается способность говорить, просит сигарету. Врач, рассмеявшись, закуривает сам и велит ей не очень усердствовать. Я провожаю его по коридору, и он наконец подтверждает, что дело не в приступе паники, тут что-то другое, похуже. Подтверждает и то, что, вероятно, не обошлось без героина. Фрэд позаботился убрать с туалетного столика все улики — квадратики фольги с пятнами от курения — еще до прихода врача. Я смотрю, как врач вразвалочку бредет по коридору к лифту. Интересно, что это за врач такой?

Голос у Биби стал какой-то прозрачный — ровный и спокойный, как обычно, но словно лишившийся силы. Она говорит, что ей нужно в ванную. Поскольку кабинка душа торчит посреди комнаты, я заключаю, что речь идет об уборной. Дверь в нее находится рядом с душем. Я помогаю Биби слезть с софы и, заметив, что она дрожит в своей пропитанной потом тенниске, снимаю с крючка на входной двери халат и укутываю Биби. Халат дважды оборачивается вокруг ее тела. Помогая ей добраться до уборной, я по большей части несу ее, — а вот внутри ей придется управляться самой. Присев на сохранившее очертание Биби влажное пятно на софе, я обнаруживаю, что снова думаю о Фрэде и пистолете. Он сказал, что пистолет не его, и я ему верю. Хотя уже поинтересовался у Луизы, не помнит ли она случившегося в «Ля Квин» перед тем, как появились мы со Стэном. «А что там случилось?» — спросила она. Когда я объяснил, что Фрэд отобрал у кого-то пистолет, Луиза рассмеялась и сказала, что вот в это вполне может поверить. Впрочем, сама она ничего не видела.

Наверное, я слегка одурел от всей этой медицинской драмы. Сижу себе совершенно спокойно и вдруг пугаюсь того, что Биби до сих пор не вышла из уборной. Перебегаю комнату, колочу в дверь. Биби взвизгивает. Я пугаюсь еще сильнее. Она всегда такая бесстрастная, никак не думал, что голос ее способен достичь подобной высоты.

Начинаю торопливо извиняться:

— Тебя так долго не было… Я же не знаю, может, ты отключилась.

— Все в порядке. Я просто прислонилась к кафелю. Он прохладный.

— А что ты делаешь? — Тут я соображаю, что это вопрос не самый уместный, и спешу его переменить: — Ну, то есть просто сидишь?

— Сижу себе. А вот что мне делать… Пока не надумала, Джейми. — Биби замолкает, то ли задумывается, то ли притворяется в шутку. Голос ее с каждой минутой слабеет. Наконец она говорит: — Я посижу еще немного. Ты разговаривай со мной.

— О чем?

— Обо всем. Расскажи о твоей семье.

Да, тут придется подумать. Я прижимаю ладонь к деревянной двери туалета.

— Ладно. Мама у меня маленькая, смуглая и хорошенькая.

— Маленькая? Насколько?

— Пять футов. Мы называем ее мини-мамой.

— Так вы, значит, в отца пошли?

— Отца у нас нет.

— О! Ты его даже не помнишь?

— Да нет, его просто нету. И не было никогда. А у тебя?

— У меня был. И мать тоже. Оба живы, оба нормального роста.

За дверью слышится какое-то шебуршение.

— Я выхожу, Джейми.

И вправду, выходит, с сигаретой в зубах. Похоже, работа чапероне для меня на сегодня закончилась.

Она протягивает мне пачку, я спрашиваю:

— Это был последний звонок?

— Не знаю, — Биби пожимает плечами. — Со мной такое впервые.

— Ты не хочешь пройти реабилитацию или еще что?

— Конечно. Собираюсь попробовать.

— А что теперь?

Я не знаю, что делать, — позвонить кому или снова вызвать врача.

— Теперь ничего. — Она плюхается на софу, выдыхает дым. — Вот кончатся показы, пойду сдаваться.

Мы сидим рядышком, курим, рука моя обвивает Биби, одна ее нога лежит у меня на коленях. Скоро мы начинаем целоваться, короткими, глубокими поцелуями. Влажные пряди ее волос паутиной липнут к моим щекам и остаются на них, когда она отстраняется, чтобы затянуться.

— Тебе нравится работа модели? — спрашиваю я.

— О ней не думаешь как о настоящей работе, — отвечает Биби. — На работу это вообще не похоже. Да я никогда толком и не работала. Просто ездила по разным странам, местными жителями не интересовалась, — так, транжирила свободное время. Это все равно что числиться солдатом, а службы не нести. Только постельное белье тебе выдают получше.

Она озирается по сторонам, словно желая осмотреть сказанное, прежде чем задуматься над ним, как будто слова ее стоят перед нею на невидимой равнине, выстроившись в ряды, как она их расставила.

— Все-таки лучше, чем быть обычным туристом. Потому что никто не заставляет тебя таскаться по замкам да музеям или пялиться на какую-нибудь колонну. Я просто останавливаюсь в разных городах, в любом, где печатают «Вог».

Побывав чуть ли не в коме, Биби все еще слаба. Впрочем, очередная затяжка придает ей сил. Она продолжает:

— Пожалуй, европейские города мне нравятся, в каждом есть центр, а не деловой квартал, все-таки разница. В Америке деловой квартал — это всего-навсего место, из которого люди уходят, потому что живут они где-то еще, на новых, усаженных деревьями аллеях. Ты в Штатах бывал?