Карающий ангел - Елена Ярошенко

Узнав, что духовная графини Терской переписана в пользу внука Мишеля, Щербинин воспринял это известие спокойнее, чем другие обделенные родственники. Конечно, с итальянскими планами пришлось распрощаться, но художник уже крепко стоял на ногах — он оформил несколько постановок в модных театрах и кабаре, занимался интерьерами ресторанов и кондитерских, а кроме того, считался неплохим портретистом, во всяком случае, дамы-меценатки из состоятельного купечества очень любили заказывать ему свои портреты.

Честно говоря, я этих дам понимаю — такого красавца, как художник Щербинин, редко можно встретить среди нашей изнеженной и испитой богемы. Андрей представлял собой вымирающий тип русского былинного богатыря: рост, стать, светлая бородка, ясные голубые глаза, застенчивая улыбка — все напоминало о каком-нибудь Микуле Селяниновиче, конечно, с условием, что богатырю удалось бы получить хорошее столичное образование.

Жаль, что я уже успела поставить крест на недостойной, считающей себя сильной половине человечества и больше не ищу личного счастья. Но даже мне, вдове, глубоко разочарованной в мужчинах, доставляло большое эстетическое удовольствие созерцание красавца художника. Все-таки отдельные представители худшей половины рода людского умеют себя подать, этого у них не отнимешь.

Бывшая бабушкина камеристка Женя, уже окончательно возведенная Марусей в ранг личного секретаря, тоже была допущена к нашему стратегическому обеду.

Как и многим слугам Терских, ей должна была быть завещана некая сумма, возможно, меньшая, чем старой няне или компаньонке, прожившим в доме старой графини почти всю жизнь, но все же достаточная, чтобы заинтересовать бывшую камеристку нашей борьбой.

Мы решили, что в качестве полноправного члена Клуба обойденных Женя должна быть посвящена в наши планы и принимать посильное участие в восстановлении справедливости.

Впрочем, за столом мы никаких дел не обсуждали — мне не хотелось, чтобы гости отвлекались от еды, — кухарка постаралась с обедом, и трапеза доставляла истинное наслаждение.

Но как только общество перешло из столовой в гостиную, куда был подан кофе и десертные напитки, разговор естественно коснулся цели визита Марусиных родственников.

Маруся, имевшая большой опыт по части публичных выступлений благодаря деятельности в Лиге борьбы за женское равноправие, суммировала все наши наблюдения, подозрения и догадки и очень толково изложила их присутствующим. Ее выступление было долгим, но интересным и убедительным и прерывалось лишь сдавленными возгласами типа «Боже милостивый!» и рыданиями вдовы Здравомысловой.

В конце концов все присутствующие выразили желание примкнуть к нашим поискам истины, на что мы с подругой, собственно, и рассчитывали.

Правда, мальчикам Здравомысловым, как юным несовершеннолетним существам, отводилась самая минимальная роль, да и художника мы не хотели подвергать излишней опасности — противник, способный пойти даже на убийство, мог лишить Россию очередного таланта. И так в нашей стране имеют обыкновение попусту раскидываться талантливыми людьми, хорошо бы сберечь для Отечества хотя бы художника Щербинина. Еще не все жены фабрикантов получили по портрету, а кондитерские — по витражу его работы.

Но благородный живописец потребовал своего участия в борьбе за правое дело на общих основаниях.

После обсуждения организационных вопросов мы перешли к конкретным мелочам. Щербинин предложил простую и здравую идею — для начала поговорить с нотариусом, оформлявшим завещание крестной. У него должен был сохраниться второй экземпляр ее духовной. Если нас что-либо смутит в оформлении этого документа, мы сможем подвергнуть его судебной экспертизе на предмет подлинности.

— Правильно, Андрей! — Маруся одарила художника благодарным взглядом. — Завещание, конечно же, было составлено в двух экземплярах, и один из них был дома, в бумагах бабушки, а второй — у нотариуса.

— А как фамилия нотариуса, занимавшегося делами графини Терской-старшей? — наконец и мне удалось подать голос.

— Что-то напоминающее о вишне… Вишневский. Нет, Вишняков. — Маруся задумалась. — Точно, Вишняков.

— А Ада Вишнякова имеет к нему какое-нибудь отношение? — Я вспомнила рыжеволосую девушку, представляющую наиболее радикальное, левое крыло нашей женской Лиги.

— Кажется, Ада — племянница нотариуса.

— В таком случае мы завтра нанесем ей визит и попросим устроить нам встречу с дядюшкой для разговора в неофициальной обстановке. Думаю, Ада нам не откажет.

Для нас с Марусей дело на ближайшие дни нашлось. Остальные члены Клуба тоже получили свои задания.

Почтенная вдова Здравомыслова должна была посетить врача графини Терской и выведать все об обстоятельствах ее смерти.

Коле и Дане поручалось последить за особняком на Поварской и номерами «Дон». Нужно же было разобраться, связывает ли хоть что-нибудь кузена Мишеля и поэта Соню, или Хорватов действительно случайно оказался в меблирашках у Смоленского рынка?

Художника мы попросили посмотреть, что за «шляпа» таскается по пятам за нами с Марусей.

На Женю были возложены обязанности штабного адъютанта и курьера.

Провожая гостей, я незаметно передала Марусе конверт с деньгами, который та положила в ридикюль Варвары Филипповны. Вопреки нашим ожиданиям, вдова нашла конверт еще до ухода и со слезами кинулась благодарить Марусю.

— Деточка, родная, если бы не твоя помощь, уж и не знаю, как бы я… Красавица моя, от себя ведь отрываешь!

— Тетушка, на этот раз я ни при чем. Это от госпожи Ростовцевой на новые мундиры мальчикам.

Здравомыслова рассыпалась в таких благодарностях, что мне стало неловко, а бедные Коля и Даня налились краской, как два бурачка. Бедность страшно портит характер человека. Хорошо бы нам удалось разобраться с завещанием графини Терской и вернуть Здравомысловым деньги…

Двойная слежка. — Мусагет или газават? — Опасность чтения утренних газет за чашкой кофе. — Бандитский налет на контору нотариуса. — Польза проходных дворов. — «Ада, мы тебя не оставим!» — Женская солидарность. — Кавалькада из трех экипажей.

Наутро, отправившись с визитом к Аде, мы снова увидели мужчину в шляпе, маячившего в толпе за нашими спинами, но на этот раз в еще большем отдалении мелькала светлая бородка «Микулы Селяниновича» Щербинина, и нам с Марусей было намного спокойнее. Надменно игнорируя «шляпу», мы проследовали на Остоженку в дом госпожи Вишняковой.

Ада нас не разочаровала. Попеняв на то, что мы возмутительным образом забросили дела Лиги женского равноправия, она внимательно выслушала нашу просьбу и пообещала завтра же пригласить к обеду дядюшку и нас с Марусей, чтобы в непринужденной семейной обстановке выведать у старого нотариуса все, что возможно, а главное — узнать, сохранилась ли у него копия завещания старой графини.