Перепутаны наши следы (сборник) - Наталья Симонова

– Ну, что ж, – резонно заметила Поля, – просто перенес ваш опыт на весь твой образ жизни. Вообще говоря, с чего бы ему думать иначе? Он же не идиот. Согласись, приписать твою безотказность исключительно собственной неотразимости – у него нет оснований.

– Ты думаешь? Но с какой стати он меня ревнует? У самого жена и двое пацанов… Ведь ревнует?

– Натюрлих!

– И главное, что обидно, – томилась Ольга, – ведь я уж готова была оценить его, прямо скажем, неброские достоинства. Ну, пусть не жар-птица, бог с ней! Пусть такой вот пингвин в погонах. Так нет же! И пингвин приписан к другому ведомству! – она всплеснула руками. Полина засмеялась. – У него, видишь ли, траектория! И как тебе эта бредовая теория?

– Не такая уж она бредовая. Даже довольно изысканно для нашего полковника, – хладнокровно заметила подруга.

– Нет, но почему мы не можем жить, как они – скучно, но безошибочно? Нудно, но стабильно? – Ольге хотелось увериться, что Саша, в сущности, живет плохо, только не решается себе в этом признаться. – И почему ж это моя траектория не ведет к цели?

– Да ты ее имеешь – цель-то? – огорошила Полина. – У тебя ж, Оленька, не цели, а мечты, и самые бесформенные. А мечта что? – дым! Вот полковник зацепился за почтенное место, звездочки на погонах отращивает. А ты всю жизнь желаешь мир удивить, но до сих пор даже не придумала, чем бы именно. Никак не определишься. А реальная-то цель, хоть одна, у тебя имеется?

Оля недобро посмотрела на подругу, вдруг принявшую сторону этих зануд с их правильными траекториями.

– Отсюда вот и уши растут! – подвела итог Полина. – Нет цели-то, нет! Полковник идет коротким путем, потому что знает куда. А ты не знаешь – вот и блуждаешь, как в потемках.

– А ты, интересно?

– Да та же фигня! – Полина беззлобно отмахнулась.

Оля обмякла и погрустнела.

– В последнее время, – сказала потерянно, – угнетает чувство бессмысленности… всего… Понимаешь? Вот в чем, например, смысл этого пересечения? Ну в чем?

– Да черт его знает! – задумчиво отвечала Полина. – Ну, может, Провидение ему такую награду послало… За благонравие, за терпение… Молодец, мол, Сашок, давай так и дальше.

– А я у Провидения что – падчерица, что ли? Почему оно обо мне не печется?

– Видать, не заслужила… Да еще заслужишь! Брось расстраиваться, ты ж его не любишь.

– Нет, конечно, – согласилась Оля. – Но, знаешь, обидно как-то: вроде вариант этот уже и подошел бы – в постели, и вообще… Я как-то даже и настроилась. А с другой стороны, – размышляла вслух, – будь он свободен – это был бы не он: не бывают такие холостыми. А занятый он безнадежен, тоже ясно… То есть что получается? Теперь я согласна – так он не может, а раньше он бы всей душой – да я ни за что на свете… Ну и зачем тогда все?

Она грустно смотрела мимо подруги, не ожидая ответа.

– Понимаешь, в школе-то я в принципе не могла оценить его преимуществ. Ну, не очень они заметные, что ли, – заговорила снова, точно извиняясь в собственной близорукости. – А я была девушкой яркой, многим нравилась… Вроде мезальянс получался. Что ж? До осознания ведь тоже дожить надо! Попробовать более привлекательные варианты, разромантизировать их, нахлебаться, остаться одной – тогда уж все переоценить.

– Да, может, еще получится у вас, – осторожно предположила Полина, утешая.

– Вряд ли! – вяло отмахнулась Оля. – Говорю же: теперь это почти так же невозможно, как тогда: такие не бросают жен и не якорят себя долгими связями. Чтоб никто на ногах не вис, когда они бодро к цели топают, – добавила желчно, вместе с тем понимая, что ей, в сущности, обижаться не на что.

…Ольга брела домой и думала все о том же: о бессмысленности пересечения траекторий. По крайней мере, для нее. Она чувствовала, что силы небесные ее как будто потеряли на земле. А может, она сама давным-давно сбилась с пути. Увлеклась, наверное, радостью бытия. Увлеклась, как тетерев на току, – да и попалась. Забыла, что вечной радости не бывает, забыла, что судьба потребует расплаты… Оказалась не готова.

В юности почему-то кажется, что жизнь обещает непрерывный праздник. А потом становится ясно, что никто тебе, собственно, ничего не обещал. И тот аванс в виде молодости, красоты, ничего тебе не стоивших успехов нужно было вложить в дело. А если ты его промотал жалким образом – твои проблемы.

… – Наконец-то, – обрадовалась мама ее возвращению. – Тебе какой-то парень обзвонился, Саша, кажется. Из вашего класса. Ты позвони ему сама-то.

– Да поздно уже, мам, – зевая, сказала Оля. И пошла раздеваться, чтобы скорее уснуть.

Но раздался звонок.

– Ой! Да это какие же мы отважные сегодня! – воскликнула она язвительно. – Такой, значит, маленький отважный Пшеницын! Пшеницын такой бесстрашный! Это мы что же, значит, звоним прямо из супружеской постельки, да?

Саша хохотнул нехотя, маскируя всегдашнее отсутствие находчивости. Потом сосредоточился и сказал:

– Я-то из супружеской, хотя жена, в общем, на даче. А вот ты где была? Просто удивляюсь, что домой вернулась, думал, там уж и останешься.

– Где это там?

– Тебе лучше знать – где. Небось умоталась, бедняжка! Ты бы поберегла б себя, Оль, а то все ж таки возраст…

– Пшеницын, а что ты несешь, – перебила она его. – Твое-то какое дело? Да где бы я ни была… – Оля собиралась выступить принципиально, с вызовом подтвердить его подозрения. Но почему-то вдруг сменила лейтмотив на противоположный и возмущенно воскликнула: – Я что ж, по-твоему, – девочка по вызову?! – «Впрочем, давно я уже не девочка, а баба под сорок, и вызывать меня, увы, некому», – додумала про себя и вдруг произнесла опять другим, неожиданно задушевным тоном: – Пшеничкин, а ты бы мог бросить все и на мне жениться? – Внутри у нее похолодело. Она и сама не ожидала от себя такого ва-банка.

На том конце тоже повисло мучительное молчание. В голове полковника, словно в темном тумане, пронеслись новая сантехника, почти достроенная дачка, суровые брови тестя-генерала, битком набитая парковка, лица жены и детей, золотые погоны и семейный фотоальбом…

Первой не выдержала Ольга.

– Во дурачок, – сказала. – Ну, что напрягся-то? Я ж шучу! Просто на понт тебя брала, глупый. Расслабься, милый… – пропела нежно, потому что с того конца по-прежнему не доносилось ни звука. – Твоя траектория в безопасности! Ладно, поздно уже, – добавила, принужденно зевая. – Завтра позвони… Спать хочу – умираю! Просто умира-аю… – заключила, изнемогая от ставшей уже привычной жалости к себе, и уронила трубку.

На другой день Пшеницын ехал на дачу к семье, думал о сыновьях, думал о планах Светки строить сауну с бассейном… И гнал от себя мысли об Оле. Нет, он слишком расслабился, слишком… Это ж надо – до чего дошло! Вот так-то с пути и сбиваются, так и сойдешь с маршрута, петель нарежешь, а потом оглянешься – и концов не сыщешь, а уж наплел, напортил! Нет, нужно, нужно контролировать, в руках держать себя нужно и контролировать… И нельзя все время отвлекаться! – резко заключил он, осторожно выворачиваясь из-под неторопливо ползущего впереди широкоплечего рефрижератора.