Божьи дела - Семен Злотников

– Но я ничего не придумывал специально… – пробормотал я, с трудом подбирая слова. – Обнаруженный факт показался правдивым… Я как бы доверился свитку… записи свидетеля… в которой не было и намека на Ангела… – продолжал я, безуспешно борясь с дрожью в голосе. – Чем не сюжет, я подумал… Любой другой писатель на моем месте… Сначала увлекся, потом… Что-то вроде болезни, от которой хотелось освободиться…

– Болезнь называется синдром Авраама! – торжественно провозгласил Бен-Мордехай.

– Но я вам, запомните, не Авраам! – закричал я в отчаянии. – Не старый, не новый, и вообще! – кричал я. – И мой сын никогда Исааком не станет! – кричал. – В моем случае – верно, не станет! – кричал. – И на царствие Божие я не согласен! – кричал. – Не такою ценой! – я кричал…

Меня словно несло по бурной реке, швыряло и било о камни, я же бессмысленно дергался, стонал и посылал проклятия всем, кто во спасение мира требовал гибели моего единственного сына…

– Кинем в окно, а там подберем! – неожиданно прозвучал надо мной хриплый, как будто простуженный мужской голос.

– А если уроним, допустим, чо будет? – фальцетом откликнулся некто, также невидимый.

– Крылья порву! – узнал я как будто усиленный громкоговорителем голос Бен-Мордехая.

Скоро я понял, что речь обо мне и что это меня за руки, за ноги раскачивают, подобно катапульте, у распахнутого окна больничной палаты на двадцать шестом этаже!

С огромным трудом сквозь тяжелые веки я различил – в голове и в ногах! – двух санитаров со стертыми лицами и крыльями за спиной.

– Кидаем на два-три-четыре! – весело объявил обладатель фальцета.

– Сойдет и на три! – молвил тот, что хрипел.

«Сразу два ангела, будь вы неладны!» – ругнулся я мысленно.

Ощущение безысходности, полнейшего одиночества, неготовности к смерти плюс полнейший идиотизм ситуации мгновенно затмили все мои разногласия с Вечностью.

Я вроде дернулся крикнуть, что еще жив, – только, кажется, опоздал…

Вопреки ожиданию я не разбился: те же двое со стертыми лицами и крыльями за спиной, что низвергли меня с высоты двадцать шестого этажа, легко подхватили у самой земли и с величайшей осторожностью поставили на ноги.

Меня поджидал профессор каббалы, успевший непонятным образом переодеться во все черное: черную обувь, черные штаны, черный сюртук до колен, черную, с черными пуговичками сорочку, черные лайковые перчатки на черных руках и черную же широкополую шляпу!

– Ну как, страшно было? – вполне даже сочувственно полюбопытствовал Бен-Мордехай.

Помню, в ответ я бессмысленно выругался – чему все трое как будто обрадовались.

И сегодня еще содрогаюсь, как вспомню, как камнем летел вниз с двадцать шестого этажа.

Сбитый с толку, обмякший и под обе руки поддерживаемый ангелами, я, кажется, не испытывал других чувств, кроме ужаса.

– Страшно падать, когда ты один и надеяться не на что! – назидательно произнес черный человек (черный-черный!).

– И нестрашно, когда не один и на что-то надеешься! – повторил на свой лад обладатель фальцета.

– Так-то, брат Авраам! – усмехнулся простуженный Ангел.

– Но я вам – не Авраам! – простонал я, теряя сознание…

Едва ли я понимал, куда иду и зачем.

Мне только хотелось убраться подальше от страшной больницы и по возможности разобраться в последних событиях.

Нелишне сказать, полагаю, что я по ночам сплю без снотворного, не боюсь темноты, призраков или страшных видений и вообще обладаю отменным психическим здоровьем.

К тому же профессия писателя приучила меня фиксировать и изучать всевозможные ситуации (ибо – как знать, что может сгодиться в работе).

И всему, что случалось со мной (до последнего времени), я, как правило, находил рациональное объяснение.

Вот и сейчас, говорил я себе, мне предстоит успокоиться и разобрать два возможных сценария.

По первому некие силы (в реальность которых так долго не верил) затеяли игру со мной в нового Авраама!

По второму вполне могло статься, что никаких таких сил в действительности не существует, а безумие последних дней – не что иное, как плод моей фантазии, воспаленной событиями тысячелетней давности!

То ли извне кто-то мучил меня (во что мне верилось по-прежнему с трудом!), то ли я себя сам истязал…

И тут я привычно просунул ладонь между пуговицами больничной пижамы и ощутил пупырчатые края послеоперационного шрама на груди.

Невозможно, подумалось мне, самого себя вскрыть, как консервную банку; и что есть мой шрам, как не зримое свидетельство грубого вторжения извне!

Но, бывало, припомнилось мне, у людей появлялись на теле порезы и шрамы безо всякого постороннего вмешательства!

Например, в современном Египте, я сам это видел в коптских монастырях, монахи через одного демонстрировали посетителям стигматы в известных точках на руках и ногах…

Итак, поразмыслив, я принял решение незамедлительно постучаться в двери ближайшей психиатрической лечебницы (мне было проще примириться с собственным безумием, нежели признать существование другой реальности!).

На ближайшей стоянке такси я забрался в машину и решительно скомандовал:

– В психушку, поехали!

– В какую желаете? – совсем, кажется, не удивился водитель, мужчина лет тридцати пяти, с круглым лицом и озорными глазами.

– В любую! – отважно ответствовал я.

– Их много в Москве! – засмеялся таксист и показательно принялся загибать узловатые грязные пальцы. – Имени П.Б. Ганнушкина на Потешной, имени В.А. Гиляровского в Сокольниках, имени Н.А. Алексеева на Загородном шоссе, имени З.П. Соловьева на Донской, №12 на Волоколамском шоссе, №14 на улице В.М. Бехтерева…

– Мне все равно, куда ближе, пожалуйста! – попросил я, поудобнее располагаясь на заднем сиденье машины.

– До Потешной нам ближе, – ответил он важно. – Но вам хорошо бы в Сокольники, к В.А. Гиляровскому.

– Куда ближе ехать, туда и поедем! – предложил я ему, почти теряя терпение.

– Ближний путь, – возразил он, – опять же необязательно самый короткий!

– Да кто вы такой? – закричал я, уже не сдерживаясь. – Поезжайте, куда было сказано, все!

– В Сокольники, в смысле к В.А. Гиляровскому? – переспросил он, как ни в чем не бывало, наивно помаргивая белесыми ресницами.

– Нет, – заорал я в голос, – к П.Б. вашему Ганушкину!

– Ваши денежки, как говорится! – воскликнул таксист.