Любители варенья - Фридрих Незнанский

— Вот падла! — возмутился Крюкин, замотав головой. Но голова у него была крепкая, поэтому он только на минуту отвлекся от девушки и дважды огрел противника по голове. Тот опять свалился.

— Может, хватит уже? — застонала девица, когда Крюкин опять взобрался на нее.

— Мне теперь долго не хватит. Я знаешь сколько лет девок не трахал? — запыхавшись проговорил он. — Да еще таких красавиц…

На этот раз девчонка уже стала приходить в себя и даже вяло сопротивляться и звать зачем-то Ашота, но Крюкин не обращал на ее телодвижения никакого внимания. И когда с полу поднялся очнувшийся черноглазый и девушка тихо простонала: «Ашот, помоги!», а едва державшийся на ногах спаситель замахнулся кирпичом, чтобы отомстить обидчику, Крюкин краем глаза увидел движение сбоку и резко выбросил руку, перехватив кирпич. Он яростно несколько раз ударил живучего Ашота по голове, для этого пришлось вскочить с кровати. Ашот зашатался и рухнул, неловко подогнув под себя ноги. У шмары откуда силы только взялись, она воспользовалась моментом, сползла с кровати и неверными шагами направилась к выходу, одергивая на ходу нарядное, но уже похожее на измятую тряпку платье и одновременно машинально приглаживая сильно взлохмаченные волосы. Крюкин, все еще находясь в состоянии бешенства, бросил скрюченного и не подающего признаков жизни Ашота и перехватил девчонку у самой двери. Швырнул на пол, а затем в исступлении стал молотить кирпичом по голове, пока она не перестала дергаться. Крюкин прислушался — не дышит. Это правильно он придумал, что и ее вальнул — одобрил Крюкин свои действия. Нечего свидетелей оставлять. Ашот тоже, похоже, загнулся. А те двое спят и назавтра вряд ли хоть что-то вспомнят, поскольку отключились, когда ничего не предвещало такого неожиданного даже для Крюкина конца вечеринки.

Надо девку вытащить отсюда, почему-то подумал он. Взвалил ее на плечо и потащился в соседний двор, где между гаражами нашел узкую щель, куда она как раз и поместилась. Правда, пришлось приложить усилия. Ноги девчонки все время вываливались наружу. Тогда он напрягся и втолкнул ее подальше уже вместе с ногами. Вернулся в гараж и прикрыл голову Ашота какой-то тряпкой.

Голова разболелась не на шутку. Крюкин забеспокоился — а ну как сотрясение мозга? Еще днем, прогуливаясь по району, он заметил на одной из улиц одноэтажный дом с вывеской «Скорая помощь». Где-то недалеко, через два-три квартала, — стал припоминать он. Надо сходить к врачу, чтобы хоть посмотрели. Может, швы нужно наложить. Не хватало в первый же день в больничке залечь…

Пожилая тетка в белом халате не сдержала удивления:

— Это где вас так отделали? Опять морячки балуют? Они как на берег сходят, прямо с цепи срываются. Что наши, что заграничные…

— Морячки, — подтвердил Крюкин, а тетка уже суетилась над ним, осматривая голову и колдуя над ней.

— Потерпите, сейчас больно будет, — предупредила она, накладывая швы. Крюкин замычал, действительно было больно. — А вообще-то у вас сотрясение мозга. Давайте я вас до завтра положу в палату. Проследить нужно.

— Нет, домой пойду, — Крюкин с забинтованной головой направился к выходу и в двери оглянулся: — Спасибо вам…

Дома пришлось мыться уже под холодным душем, намотав на забинтованную голову целлофановый пакет. Заодно мозги прояснились, и он вспомнил, что нужно заметать следы. Например, постирать всю одежду. Свежая кровь хорошо отмывается именно хозяйственным мылом. Так что спасибо тетке, что не унесла его из душевой кабинки, то есть хибарки. Так почти до рассвета и провозился. Джинсы расстелил сушить под кроватью, рубаху повесил на стул. Вытянулся на кровати и закрыл глаза. И только тогда, погружаясь в полудрему, вспомнил, что намеченное намастырил, женскую ласку все-таки получил. Болела голова. Мелькали картины беспокойного гульбария — то ли во сне, то ли память не хотела отключаться. Чертов Ашот, надо же какой качман оказался, а ведь едва двигался. Но кирпич держал крепко… Хана ему теперь. И девке хана. Никого ему не жалко.

Тетка с утра к нему не приставала, в дверь не стучалась. И когда он наконец встал к обеду — такой красавец с опухшей со сна рожей, забинтованной головой, ссадинами на лице и на руках, она испуганно охнула:

— Когда уже успел? Если набедокурил, лучше сразу собирайся, мне неприятности не нужны.

— Молодняк ночью наехал, — хмуро бросил Крюкин и сел за стол. Ел он с аппетитом, а сам о чем-то думал, нахмурив брови и не поднимая от тарелки глаз. Тетка сердито смотрела на племянника и думала, что зря она согласилась приютить его. От него можно ожидать чего угодно… Как бы избавиться от такого беспокойного жильца? Если он уже в первый день успел ввязаться в драку, значит, совсем уже без тормозов. И если она прямо скажет, чтобы убирался, вдруг и на нее, родную тетку, руку поднимет? А то и вовсе прибьет! И как единственный прямой наследник получит задарма ее ухоженный домик… У тетки похолодело в душе. А вдруг он именно с такой дальней целью к ней заявился? Усыпить ее бдительность, а потом или яду подсыпать, или задушить ночью, потом зарыть в огороде… И войти во владения законным наследником… Она таких историй наслушалась, начиталась, насмотрелась по телевизору, а теперь сама, своими руками, дура старая, себе могилу роет, впустив зэка к себе домой.

До конца дня тетка испуганно озиралась, зачуяв шаги племянника за спиной. Но он даже вздумал ей помочь — принялся чинить покосившийся забор. Поковырялся в старой мастерской ее покойного мужа, нашел инструмент и начал строгать доски и стучать молотком. Но запугав саму себя, тетка решила быть всегда начеку и при первой возможности избавиться от племянника.

Если бы кто-то сейчас встретился взглядом с Боксером, то отпрянул бы в испуге, потому что, кроме ненависти, его взгляд не выражал ничего. Ненависть к каждому прохожему, каждому водителю, ненависть ко всему миру. К этому обычному состоянию угрюмого и злобного человека примешалось еще и чувство страха. Хотя трудно себе представить, кого мог бояться человек, для которого не существовало понятия жалости, сострадания, не говоря уже о любви. Вцепившись обеими руками в руль, он швырял машину из ряда в ряд, нагло подрезая соседей и создавая опасные ситуации на дороге. Иногда ему сигналили возмущенные водители, но он отругивался сквозь зубы грубо и мерзко, и его лицо искажала отвратительная гримаса. Притормозив у тротуара между рестораном «Родео» и залом игровых автоматов «Миллион», он не сразу вышел, а еще какое-то время сидел, раздумывая о предстоящей встрече. Наконец, что-то решив для себя, вылез из машины и направился ко входу в зал. В дверях два охранника ответили на его приветствие и проводили понимающим взглядом. Один из них вытащил рацию и сообщил:

— Геннадич, Боксер появился.

А тот уже пересек зал, не глядя по сторонам, и подошел к служебной двери. Остановился всего на секунду и решительно распахнул ее, оказавшись в небольшой комнате, чем-то напоминающей приемную. За столом сидел еще один охранник — крупный мужчина с бритой бугристой головой лет тридцати пяти, который равнодушно взглянул на вошедшего и на его вопрос: «У себя?» — молча кивнул. «Один?» — уточнил Боксер. И опять не удостоился ответа, а только короткого кивка. «Я войду?» — спросил Боксер и, получив в ответ очередной кивок, потянул на себя дверь.