Повесть о Верещагине - Константин Иванович Коничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как теперь жить будешь, отставной гардемарин? Не хотел по морям плавать, посмотрим, как будешь плавать по суше, без руля и без ветрил. На какие средства жить намерен? Картинки-рисунки тебя не прокормят, придется искать службу.
Верещагин был уверен в себе, в своих стремлениях, бодро держался перед отцом и матерью, но все же предвидел трудности. Выручил старший брат — Николай, который помог ему устроиться при конторе строительства Варшавской железной дороги. За полтора рубля в день бывший гардемарин раскрашивал чертежи железной дороги, с постройками, водокачками. Временная и случайная работа ради заработка отрывала Верещагина от учения. Но вскоре ему удалось выхлопотать двухгодичное пособие и получить в школе Общества поощрения художеств рекомендацию и направление в Академию, в класс профессора Алексея Тарасовича Маркова. Обрадованный таким оборотом дела, Верещагин накануне поступления в Академию в первый же воскресный день собрался вместе с отцом, матерью и братом Николаем на выставку картин художника Александра Андреевича Иванова. До этого он уже успел несколько раз побывать на выставке. Картина «Явление Мессии народу» произвела тогда огромное впечатление на петербургскую общественность. Правда, религиозная тема картины не волновала Верещагина. Однако он снова пошел на выставку с добрыми намерениями и чувствами. Люди толпились в античной зале Академии художеств, громко разговаривали, спорили; гневно звучали чьи-то слова о том, что Россия пока еще не имеет другого такого гиганта в живописи, что Иванов всю жизнь провел в жесточайшей нужде и, едва успев завершить работу, безвременно дошел в могилу, — только теперь, после смерти художника, царь пожелал приобрести для Румянцевского музея его двадцатилетний труд…
Семья Верещагиных — оба брата, Василий и Николай, и отец с матерью — из-за множества посетителей не сразу смогли подойти к картине и этюдам. Они остановились на лестнице.
— Какое прекрасное и огромное здание построено для обучения художников, — сказала Анна Николаевна. — Значит, еще во времена Екатерины заботились об искусствах, о воспитании художников. Но мало мы знаем художников отличившихся. За трудное дело наш Вася берется. Сомнения меня одолевают.
— Разочаруется! И чем скорей — тем лучше, — сказал отец и принялся осматривать вестибюль и статуи, стоявшие на площадках широкой каменной лестницы. — Да, это было нужно, — продолжал он, — и Академия, и искусства. Россия вставала с легкой руки Петра на путь цивилизации. В Париже — Лувр, в Лондоне — Национальная галерея, Рим — вообще сплошной музей… Петербург — отстал. Скажем, во Франции такие прославленные живописцы, как Ватто, Буше и Грёз… Да мало ли их?!. А мы только начинаем с нашего Иванова.
— Пожалуй, это верно, — согласился Николай, — Щедрин, Венецианов, Федотов и даже Брюллов не всколыхнули до такой степени русское общество, как Иванов. Смотрите, сколько народу идет преклониться перед его огромным талантом.
Семья Верещагиных поднялась по лестнице вместе с толпой и задержалась на площадке второго этажа. И опять Анна Николаевна с восхищением заговорила об Академии, о величии этого храма живописи, ваяния и архитектуры.
— Да, мама, здание Академии действительно прекрасно. Валлен-Деламот и наш Кокоринов постарались вложить всю силу своих знаний в строительство Академии художеств, — обращаясь к матери, заговорил Василий. — А ведь знаешь, Павел Первый хотел закрыть Академию и здание это уже определил было под казармы. Но однажды, придя сюда, он посмотрел на картины художника Угрюмова, прославлявшего своей живописью царский род, и нашел, что Академию следует сохранить.
— Под казарму такое здание? — удивленно пожал плечами отец. — Только Павел и мог так глупо решать. Другое дело, если бы под военное министерство! Ведь в ту пору Главного штаба против Зимнего не было. Под казарму такие хоромы — слишком жирно!..
— Одним словом, Угрюмов спас Академию. Кстати, его Ян Усмарь мне очень нравится, — продолжал Василий. — Сколько силы и красоты в этом могучем Усмаре, рвущем кожу на разъяренном быке!.. «Венчание Михаила Романова на царство» тоже хорошо исполнено. Но Ян Усмарь всё же по своей теме значительно интереснее исторического венчания Романовых.
Толпа на выставке немного поредела. Верещагины подались ближе к этюдам и стали не спеша рассматривать их.
— А ты бы, «будущая знаменитость», — не без колкости обратился отец к Василию, — заменил бы нам гида. А мы послушаем.
— Что ж, если это всерьез, то могу, — охотно согласился Василий. — Могу. Ну, родители, и ты, Николай, следуйте за мной, становитесь ко мне поближе. Чтобы не говорить громко, прошу вашего внимания. Александр Андреевич Иванов, сын художника и профессора Академия художеств, родился здесь, в этом здании, — начал рассказывать Верещагин, располагая сведениями, слышанными им не раз от старших товарищей в школе поощрения художеств. — Отец знаменитого Иванова был человек высоконравственный; о художниках он судил как о людях, достойных большого уважения. Ясно, что при таком родителе у Александра Андреевича были все благоприятные условия, чтобы учиться живописи, к тому же он рано начал проявлять склонность к художеству и явное дарование. Александр Андреевич воспитывался здесь, в Академии. Учителя приходили в восторг от его первых работ. Прошли годы ученичества, и Академия направила Иванова учиться за границу на три года. Но судьбе было угодно задержать его там на двадцать восемь лет. И возвратился он вроде бы для того, чтобы отчитаться в своей титанической работе перед русским народом, отчитаться и умереть. Жизнь его была полна всяческих лишений. Но он не сдавался, а поставил перед собой единственную и высокую цель — создать немеркнущее произведение и доказать, на что способны русские. Были нередки дни, когда, работая над картиной, он жил впроголодь, довольствуясь чечевицей и водой из фонтана. Помогли Гоголь и Жуковский. Благодаря им он сумел закончить картину. А теперь посмотрите на это сокровище искусства…
— Да, нелегко ему досталось такое огромное и великолепное полотно, нелегко, — заметил отец. — Всю жизнь человек пожертвовал. Да, это подвиг. Хватит ли у тебя, мое чадо, — пытливо взглянул он на Василия, — терпения и умения на подобные дела?
— Поживем — увидим. Думаю, что хватит у меня сил и терпения учиться, работать и не отступать от задуманного, — сказал Василий и продолжал свои пояснения: — Вы посмотрите все этюды голов, выставленные здесь, проследите внимательно