Золотая империя - Шеннон Чакраборти

– Я, – закончила за него Нари. – Ее звали Басима. Ту девочку, я имею в виду. – От ее взгляда не укрылось, что он слегка отпрянул.

– Но ты ведь не имеешь отношения к ее смерти?

Ох, Создатель, Нари так устала лгать дорогим ее сердцу людям.

– Конечно, нет, – прохрипела она в ответ.

– Тогда почему ты пропала? – спросил Якуб с обидой. – Я так переживал за тебя, Нари. Знаю, я тебе не родной человек, но могла бы и послать мне весточку.

Чувство вины усилилось, но, по крайней мере, на это Нари могла ответить честно.

– Я бы так и сделала, если бы могла, друг мой. Клянусь. – Она живо соображала, как ему все объяснить. – Меня забрали… чтобы спасти. Но там, где я оказалась, за мной строго следили, – что, пожалуй, было самой мягкой оценкой правления Гасана аль-Кахтани, из когда-либо озвученных. – В общем, поэтому мы и здесь. Мы вроде как… в политической ссылке.

Пока она говорила, седые кустистые брови Якуба ползли все выше, но теперь он смотрел на нее с непониманием.

– Мы? – переспросил он.

– Мы с ним, – ответила Нари, кивнув на спящего Али, которого было видно через дверной проем. Якуб оглянулся на него и вздрогнул:

– Боже, совсем забыл о нем!

– Да, с ним это часто бывает.

Нари не то чтобы жаловалась. Если Али придет в себя в Каире, для всех будет лучше, если люди не смогут видеть – и, что еще важнее, слышать – принца джиннов, который имел обыкновение говорить неподходящие вещи в неподходящий момент.

Если он придет в себя. От одной мысли так и подмывало вернуться и проверить его состояние.

Якуб все еще разглядывал его ноги, щурясь так усердно, будто стараясь этим удержать юношу в поле зрения.

– А кто же такой этот «он»?

– Друг.

– Друг? – Он неодобрительно прищелкнул языком. – Какой еще «друг»? Вы не женаты?

Чувство вины как рукой сняло.

– Я пропадаю с кладбища, полного выкопанных скелетов, чтобы шесть лет спустя заявиться к тебе на порог, а твоя главная забота – является ли мне законным мужем человек, которого ты и видишь-то с трудом?

Якуб залился краской, но позиций не сдавал.

– Выходит, ты и этот твой не-муж – политические ссыльные? Откуда же?

Из волшебного города джиннов.

– С острова, – ответила она. – Одно крошечное островное королевство. Сомневаюсь, что ты о нем слышал.

– И где этот остров?

Нари сглотнула.

– В Афганистане! – рискнула она. – Ну, то есть… примерно в том регионе.

Якуб скрестил руки на груди.

– Остров. В Афганистане? Где? В бескрайней пустынной степи или за скалистыми горами, откуда до моря несколько недель пути?

Услышав его саркастичный ответ, Нари еще больше загрустила. Как быстро они вернулись к привычным словесным перепалкам и колким замечаниям Якуба, которым она всегда доверяла больше, чем сочувственным словам.

Ее вдруг охватило желание рассказать ему все как есть. Али, похоже, умирал, и магия, которая с самого детства являлась неотъемлемой частью Нари, исчезла, а ее мир был охвачен войной. Нари хотелось, чтобы кто-нибудь пообещал, что все будет хорошо, и прижал ее к груди, пока она проливает столь редкие в своей жизни слезы.

Она смотрела на Якуба, морщины, пролегшие на его усталом лице, и ласковые, по-человечески карие глаза. Какие ужасы он повидал за эти войны, которые пропустила Нари? Как выживал, успевая вести дела в лавке и содержать семью в городе, полном враждебно настроенных иностранцев, – в городе, где его вера выдавала в нем чужака и, возможно, навлекала подозрения – чудовищное положение, с которым Нари успела познакомиться не понаслышке.

Нари не станет добавлять ему новых потрясений.

– Дедушка… ты всегда давал понять, что не хочешь знать обо мне некоторых вещей. Так что поверь, что ты не захочешь услышать эту историю.

Глаза Якуба померкли, на лице проступила тихая печаль.

– Понимаю. – На мгновение воцарилось напряженное молчание, но, когда он заговорил снова, его голос был мягким: – Ты попала в беду?

Нари с трудом сдержала истерический смех. Она обвела вокруг пальца Манижу – женщину, которая взглядом ломала конечности и воскрешала мертвых Афшинов из пепла, – и украла у нее кольцо с печатью, за которым ее мать охотилась не одно десятилетие. Да, можно было сказать, что Нари попала в беду.

Она опять солгала:

– Думаю, сейчас я в безопасности. По крайней мере, на первое время, – добавила она, молясь, чтобы это не оказалось ложью.

Нари не исключала, что способности Манижи позволяли ей выследить их с Али, но Дэвабад все-таки находился в другом мире и, судя по всему, сейчас был погружен в хаос. Нари надеялась, что ее мать будет слишком озабочена вопросами престола, чтобы так скоро начинать за ними охоту.

Но рано или поздно она придет. Нари заметила голод на лице Манижи, когда та заговорила о печати Сулеймана.

Возможно, она пошлет Дару. Бог ей свидетель, Нари почти желала встречи с ним. Она хотела посмотреть ему в глаза, чтобы понять, как этот харизматичный воин, сопровождавший ее в Дэвабад, флиртовавший с ней и угощавший похлебкой своей матери, мог добровольно принимать участие в штурме, который грозил обернуться убийством всех до единого Гезири: мужчин, женщин и детей.

И что потом? Убьешь его? Сможет ли она? Или Дара в очередной раз отметет прочь мнения Нари и ее мольбы и просто вырвет сердце у Али из груди, а потом потащит за собой и представит на суд Маниже?

– Нари? – Якуб внимательно смотрел на нее.

Опустив взгляд, она заметила, что раздавила в кулаке недоеденное лакомство.

– Прости. Я… просто задумалась.

– У тебя усталый вид. – Якуб кивнул в сторону кладовой: – У меня там есть лишнее одеяло. Почему бы тебе не вздремнуть? А я схожу домой и поищу для вас обоих чистую одежду.

Ее снова окатило стыдом.

– Не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством.

– Ты это брось. – Якуб уже поднимался на ноги. – Не обязательно все и всегда делать в одиночку. – Он махнул рукой, подгоняя ее: – Ступай, отдохни.

Нари нашла второе одеяло на тонком, скрученном в рулон тюфяке и расстелила их на полу. Облегченно вздохнув, она завалилась в постель. Лежать плашмя было неописуемо приятно – хоть какая-то поблажка ее измученному телу. Она протянула руку, нащупала рядом с собой запястье Али и снова проверила пульс.

Замедлился. Всего на один или два удара, и влажная кожа по-прежнему горела – но хотя бы не обжигала. Он пошевелился во сне, что-то бормоча себе под нос.

Она переплела свои пальцы с его, и к горлу подступил комок.