Успеть за Правдой - Максим Резниченко

– Чтобы рассказ был полон, чтобы ты понял меня, я начну с тех пор, когда мы еще только учились искусству Плетущих под руководством нашей Учительницы, Марины Яковлевны… Знал ли я, что все так получится? Мог ли я предположить, что события примут такой оборот? Много раз я спрашивал себя об этом, но никогда ответы на эти вопросы не были однозначны, – он снова горько усмехнулся и продолжил: – Вы никогда не любили меня, за глаза называя Любимчиком. Вы – это ты, Семен, София, Катерина и Сергей. Вы думали, что мой талант – это дар от рождения… Нет, об этом, пожалуй, чуть позже. Конечно, я давал достаточно поводов для того, как вы ко мне относились, но все равно было обидно. Было очень обидно быть белой вороной в и без того небольшой группе. А у детей и подростков, которыми мы тогда были, эмоции по отношению друг к другу, а особенно ко мне, никогда не скрывались.

Клаус недовольно прищурился и скривил рот, плотно сжав губы. Я видел, что ему неприятно вспоминать, но он продолжил:

– Ты должен понять, как мне было тяжело, и как меня тяготило подобное отношение. Ваши подначки, обидные розыгрыши, нескрываемая неприязнь…

– Если ты хорошо подумаешь, то поймешь многое из того, что сейчас осуждаешь, – спокойно вставил Оружейник.

– Уже. Неужели ты считаешь, что все эти годы я жил этими не самыми лучшими воспоминаниями? – искренне удивился его собеседник, на что мой двойник лишь пожал плечами. После короткой паузы Клаус вновь заговорил: – Конечно, со временем и с возрастом я многое переосмыслил и сделал для себя определенные выводы. Но сейчас я хочу, чтобы ты поставил себя на мое место, на место того меня, который учился вместе с вами у Марины Яковлевны, того меня, который, по сути, был изгоем среди вас. А я ведь ничем не отличался, был таким же, как все.

– Дети жестоки, – задумчиво произнес мой двойник.

– О да, дети жестоки, ты заметил совершенно верно, и эту жестокость видно только со стороны… или со временем.

Дождь за окном усилился настолько, что в распахнутое окно попадали уже не редкие капли, а целые струи воды. Не сговариваясь, собеседники отодвинулись от окна еще дальше. Казалось, что гроза бушевала прямо над домом, а молнии вспыхивали так близко, что можно было дотянуться до них рукой. Оглушительные раскаты грома сделали на несколько минут невозможным продолжение беседы, и люди просто смотрели в окно, размышляя каждый о своем. Несмотря на сильнейший ливень и порывы холодного ветра, никто не закрыл распахнутое окно. Клаусу нравится дождь, как сказал он сам, ну а мне он нравится во сто крат сильнее.

– Я любил ее, – едва слышно произнес он в краткой паузе между громовыми раскатаами.

– Кого? – Оружейник в недоумении вскинул брови.

– Это был такой возраст, когда кажется, что будешь жить вечно, и весь мир принадлежит только тебе. Перед тобой открыты все дороги, и на всем свете нет ничего невозможного.

В его руке возник стакан с водой, и он сделал из него несколько долгих глотков.

– Я любил ее, – снова повторил Клаус, а Оружейник смотрел на него со все возрастающим удивлением и, не получив ответа на свой вопрос, ждал продолжения.

– Мне нужно было или все, или ничего. Это была любовь с первого взгляда, и она ни на миг не угасала и со временем только крепла. Даже сейчас… Не знаю… – он сбился с мысли и растеряно огляделся, словно не понимая, где находится. Клаус снова приложился к стакану, вытер ладонью губы и продолжил:

– Я любил ее. Я любил Соню. Мне было очень больно, когда она совершенно не обращала на меня внимания и даже наоборот – всячески демонстрировала мне свою неприязнь, какое-то даже пренебрежение. А ведь я делал все, чтобы привлечь ее внимание, чтобы она заметила меня, выделила из всех.

– Она и заметила, – негромко вставил его собеседник.

– Да, но только не так, как того хотел я, – заметил Клаус. – Я из шкуры вон лез, чтобы быть лучше, искуснее, сильнее остальных, талантливее. Чтобы она оценила.

– Ты таким и стал, – произнес Оружейник. – Вот только ты перестарался со своим усердием и вместо того, чтобы вызвать к себе симпатию…

– Да знаю я, – зло перебил его Клаус, но сразу же сменил тон. – Извини… Так вот, Марина Яковлевна сразу обратила внимание на мои успехи и стала заниматься со мной более интенсивно.

– Она занималась с тобой индивидуально?

– Совершенно верно.

– И как сильно отличалась твоя персональная программа обучения от общей?

– Незначительно. Учительница делала акцент на практической отработке полученных знаний. Она заставляла максимально эффективно работать с собственным воображением… Вообще, сдача выпускного экзамена была для меня чуть ли не формальностью, потому что на тот момент мои способности Плетущего были более чем удовлетворительными, чтобы сдать его.

– Интересно получается.

– Очень. Но позволь я продолжу.

Оружейник кивнул, «достал» новую сигарету, закурил. Наблюдая за ним, Клаус сказал:

– Раньше, во время учебы, я был уверен, что сильнее тебя. На самом деле, ты был ничем не лучше меня. Так я считал. Спустя годы я понял, что ошибался. Ты ведь был просто помешан на огнестрельном оружии, а работа с ним требует ювелирной точности. И, конечно же, скорости. Вспомни, ты лучше и быстрее всех справлялся со всеми этими пистолетами, автоматами и всем остальным. А чего только стоит работа со сплавами металлов, из которых сделаны все детали, а составы взрывчатых веществ? Никто не способен сравниться с тобой в работе с оружием. Плести ткань сна, работать с его материей: выращивать траву, деревья, поднимать горы, запускать реки – все это не требует того мастерства, что создание оружия.

– Я имею слабое представление о лекарствах, – сказал Оружейник.

– Потому что это тебе не нужно. В случае ранения ты всегда можешь покинуть сон.

– Как оказалось, не всегда, – последовал угрюмый ответ.

– Исключения бывают, – парировал Клаус.

– Если бы мои познания в области медицины были на должном уровне, Соня бы не умерла.

– Поверь мне, – негромко произнес Клаус после короткой паузы, пристально глядя в глаза собеседнику, – ее бы уже ничто не спасло.

– Что ты ей вколол там, на лестнице? – вдруг спросил Оружейник.

– Адреналин, – ответил Клаус и добавил: – Он должен был помочь.

– Почему же ты раньше не сделал эту инъекцию? – вопрос прозвучал бы угрожающе, не будь его собеседник таким уставшим.

– Не знаю… Я растерялся. Все произошло так быстро.

Взгляд Оружейника стал злым, и он продолжал смотреть на Клауса с нескрываемой неприязнью.

– Поверь мне, – он поднял ладони, – я действительно не знал, что делать. И сейчас это не имеет значения.

– Почему это? – сквозь зубы бросил Оружейник.

– Потому что Соня жива. Как живы и все остальные: Сергей, Катя, Семен.