Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду - Леонид Фиалковский

Пятница, 7 августа 1942 г. Враг наступает.

За последние четверо суток люди почти не спали, некоторым, возможно, и удавалось вырвать какие-то десятки минут для сна, и то днем, рядом с ремонтировавшейся техникой. Многие еле стояли на ногах, небритые, грязные, в пропитанных маслами и соляркой комбинезонах, обмундировании и белье. Но каждый понимал, что от его работы многое зависит. Несмотря на чрезвычайную физическую усталость, разбитые, в ссадинах и ранах, пальцы и кисти рук, ремонтники не прекращали работу. Помогали им и водители. Торопили, хотя в последнем нужды не было. Держал на ногах людей все усиливающийся гул канонады — приближался фронт.

В расположение роты с донесением прибыл командир отделения связи бригады. После его отъезда комроты созвал всех начальников. Вначале доложил обстановку: 2-й танковый батальон, следуя в район сосредоточения, на марше был подвергнут бомбардировке немецкими самолетами и обстрелу со стороны наступающей вдоль железной дороги авангардной группы танковой армии противника. Батальон потерял Т-34 и три танка Т-70 и отошел юго-западнее, в район совхоза им. Юркина, где занял оборону. Там же сосредоточились штаб бригады, рота управления, мотострелковый пулеметный батальон, батарея противотанковых ружей и медико-санитарный взвод. 1-й танковый батальон остался западнее, где занял оборону.

— Враг упорно продвигается вдоль железной дороги от Котельниково к Сталинграду, — продолжал комроты. — Занял Аксай, Абганерово, тяжелые бои идут за разъезд 74-й километр, рядом с которым заняла оборону и наша бригада. Стрелковым дивизиям и спешно прибывающим другим частям не удается задержать его продвижение. Обстановка для нашей бригады создалась очень тяжелая. Враг еще очень силен. Всего можно ожидать. Не исключается его прорыв и к нам, может высадить десант. Приказываю быть готовыми вступить в бой. Оружие, патроны всегда держать при себе. Необходимо повысить бдительность, усилить караулы. По возможности загрузить машины на случай внезапного отхода. Обратить внимание на людей. Знать, чем они дышат. Не зря прятали у себя листовки. Не думаю, что могут изменить Родине, но береженого бог бережет. Смотреть за подчиненными, держать их в руках. А сейчас — за работу!

Водители транспортного взвода роты почти все время пребывали в рейсах. Возили боеприпасы, горюче-смазочные материалы, продовольствие из армейских и фронтовых складов в подразделения бригады. Им немало доставалось в пути, нередко подвергались налетам вражеской авиации, сутками не принимали горячую пищу. Они были осведомлены больше других о положении на фронте и других событиях и охотно делились всеми новостями. За ужином только и было разговоров о рвавшемся враге к Сталинграду. Хватит ли сил удержать его?

— Как отбиваться будем, доктор? — спросил Саша и добавил: — Приехал старшина Кругляков из расположения 2-го танкового батальона. Сказал, что в полдень немцы овладели разъездом 74-й километр и идут в направлении станции Тингута. У них много танков, мотоциклисты с автоматами. Самолеты неоднократно бомбили наши войска. Да и мы здесь целый день слышали взрывы. Только сейчас немного утихло.

— Станция Тингута всего в 30 километрах от Сталинграда, — проговорил Саркисян.

— Если пойдет по железной дороге дальше, то мы окажемся в мешке, — сказал Манько, — ведь севернее нас от Дона также идут немцы, румыны и итальянцы.

— Да, на северо-западе форсировали Дон и идут на Сталинград. Откуда же взялись немцы с юга? Они захватили Ростов, но до Котельниково много сотен километров. Карту бы нам, как-то разобрались бы, — вмешался я.

— Нечего разбираться. И так ясно. Немцы вышли на Кавказ после Ростова. Я эти места хорошо знаю. Они, видимо, далеко зашли на Кавказ, раз вышли на Котельниково. На Северном Кавказе есть станция Тихорецкая, от которой прямая железная дорога на Сталинград через Ремонтную, Котельниково и дальше на север. А если бы пошли на юг, то до моей Армении добрались бы. Ну и дела, — сокрушался Саркисян.

— Сталин не допустит, чтобы враг захватил его город, — авторитетно вставил я.

— Конец войны тут будет решаться. Или его остановят и начнут бить и гнать из России, или нам конец. Если он возьмет Сталинград — ему откроется дорога на Астрахань, Баку. И на Москву может пойти и взять ее, — заключил Саркисян.

— Считал тебя умным человеком, а ты о нашей кончине толкуешь, — горячо вмешался Манько, — а Сибирь какая у нас? Да и Москва наша и Ленинград держатся. О какой кончине можно говорить? Будем истреблять друг друга, а победит тот, у кого больше людей, а у нас-то и больше.

— Кому тогда жить, — вставил молчавший до сих пор Ген, — кто ж там останется? Нас уже не будет, когда до Сибири дойдет. Это все, братцы, решится раньше и решится, пожалуй, здесь. Может, мы и не доживем до победы, многие из нас не доживут — на то и война, а интересно, как это все произойдет? Дожить бы до того времени, когда его начнут гнать в шею.

— А пока он на твоей шее висит. Что ж ты думаешь делать? — спросил Манько.

— Что все будут, то и я. Драться. Из родных у меня, видно, никого не осталось. Все жили в Киеве. Евреи. Известно, что всех их уничтожили. Думаю, что жену-украинку и сына не пощадили. Так что некому даже оплакивать меня.

Тихо, проникновенно заговорил Саркисян:

— Несчастный еврейский народ — нация мучеников и изгоев на протяжении многих веков после лишения исторической родины. Фашисты приход к власти начали с обвинения евреев во всех трудностях немецкой нации и стали жестоко их преследовать: лишали работы, отбирали имущество, гноили в тюрьмах. Изгнали большинство из Германии. В эту войну фашисты решили уничтожить евреев не только в своей стране, но и в оккупированных странах, что и делают, — вздохнул глубоко и сказал: — Судьба евреев, армян и многих других народов зависит от того, выстоит ли Советский Союз в борьбе с фашизмом или будет побежден. Если наши народы немец превратит в рабочую силу, в рабов для себя, то евреев уничтожит, так же и армян, если не сам, то руками турок, как уже было. Может уничтожить и другие народы или часть их. Нам ничего не остается, как драться и только драться вместе с Россией до победы! Так нужно настраивать и подчиненных. За ночь нужно отремонтировать и отправить в батальоны четыре танка. Это наша работа, и пойдем ее делать, — встал и направился в мастерские. За ним стали подниматься и все остальные.

— Да, разговорами не изменишь дело. Пошли, — поднялся и Ген, догнал неразлучного друга, и оба ушли в сторону мастерских.

И я взял санитарную сумку и пошел в кошару, где ремонтировались колесные машины. У противоположных дверей на улице заметил оживленную группу водителей и механиков, среди которых жестикулировал старшина Кругляков, крепко сбитый, лет тридцати, несколько выше среднего роста.

— О чем разговор?

— Да вот из пекла вырвался старшина, невеселую историю рассказывает.

— Чудом в живых остался. И моя машина в пробоинах — борт зацепило, а у старшины капот и кабина в дырках, — говорил один из водителей.

— Хватит антимонию разводить! Подумаешь, напугали сверху, — раздался голос воентехника Гена из открытых ворот кошары, — за работу! Дел-то сколько!