Ночные шорохи - Джудит Макнот

— А я буду вне себя от радости, если расскажешь правду оКартере Рейнолдсе. Откуда он узнал номер твоего телефона?

— Звонил маме.

— Значит, все эти годы они не теряли друг друга из виду?

— Вряд ли.

— Bay! До чего же интересно! Кстати, что она думает о такомвнезапном припадке родительской любви?

Слоан была готова дать руку на отсечение, что реакция материвполне предсказуема, но промолчала и подошла к автоответчику, яростно мигавшемукрасным огоньком. Устало усмехнувшись, она нажала кнопку воспроизведения. Вкомнату ворвался восторженный, совсем молодой голос матери. Именно это иожидала услышать Слоан. Ничего не изменилось.

— Слоан, детка, это мама! Не представляешь, какой чудесныйсюрприз тебя ждет! Но не стану портить тебе удовольствие раньше времени. Хочу,чтобы ты тоже порадовалась. Но так и быть, намекну. Тебе обязательно позвонитодин человек. Необыкновенный! Постарайся связаться со мной, прежде чем поедешьсегодня на работу.

Второе сообщение было записано двумя минутами позже первогои тоже оказалось от Кимберли Рейнолдс.

— Солнышко, я была так взволнована, когда звонила, потомучто у меня голова идет кругом. В «Эскаде» распродажа и полно народу, так что япообещала Лидии остаться до закрытия и помочь. Только не звони в магазин,потому что Лидия расстраивается, когда служащие пользуются служебным телефоном,а ведь ты знаешь, какая ужасная у нее язва. Не дай Бог, у нее случитсяочередной приступ. Но и неизвестности я не смогу вынести, так что оставьсообщение на моем автоответчике. Не забудь.

Сара изумленно таращила глаза:

— Подумать только, она на седьмом небе!

— Естественно, — пожала плечами Слоан, ничуть не удивленнаяпривычным наивным оптимизмом матери. Если верить свидетельству о рождении,именно Кимберли произвела на свет Слоан, но вопрос, кто кого воспитывал,оставался открытым. Весь город знал, что мать и дочь поменялись местами иКимберли пришлось бы нелегко, не будь у нее решительной, волевой и очень раноповзрослевшей дочери. — А что тут необычного?

— Не знаю… просто подумала, что Ким, вероятно, затаилаобиду…

Слоан театрально закатила глаза.

— Очнись! Мы говорим о моей мамочке, милой, беспомощной, доглупости доброй женщине, которая никому ни в чем не может отказать, боясь, чторанит чужие чувства или покажется грубой. Той самой, которая только чтопозволила этой негодяйке Лидии самым наглым образом заставить ее работать ещешесть часов сверхурочно. Это Кимберли, которая боится воспользоваться телефономмагазина из страха, что у старой ведьмы обострится язва! Та самая бедняжка,которая пятнадцать лет трудится до упаду за сущие гроши и привлекает в магазинбольше покупателей, чем все остальные продавцы, вместе взятые!

Сара, любившая Кимберли как родную мать, сокрушенновздохнула.

— Неужели ты действительно считала, что эта самая женщина,практически вырастившая тебя, способна затаить обиду на Картера Рейнолдса всеголишь потому, что он тридцать лет назад бросил ее, разбил ей сердце и ушел, дажене оглянувшись? — саркастически осведомилась Слоан.

Сара, смеясь, подняла руки.

— Сдаюсь! Ты совершенно права. Должно быть, на меня что-тонашло. Мгновенное затмение. Прости.

Слоан, удовлетворенная результатами своей обличительнойречи, снова нажала кнопку воспроизведения. По-видимому, на этот раз Кимберлизвонила всего за четверть часа до приезда дочери.

— Солнышко, это снова я. У меня перерыв, так что я звоню изтого автомата, что в аптеке. Джесс сказал, что ты уже поговорила с отцом, такчто я больше не опасаюсь испортить тебе сюрприз. Все время думаю о том, чтоименно тебе стоит взять с собой в Палм-Бич. Конечно, ты каждый отложенный центтратишь на дом, но нужно позаботиться о новеньком, с иголочки, гардеробе. Неволнуйся, детка, к отъезду ты обзаведешься горой самой модной одежды. Я об этомпозабочусь!

Многозначительно поглядев на Сару, Слоан включила перемотку.Стерла сообщения и снова включила автоответчик. И лишь потом набрала номерматери и, дождавшись длинного гудка, четко, раздельно выговорила:

— Привет, ма, это Слоан. Я действительно говорила с КартеромРейнолдсом, но никуда не еду. И не имею ни малейшего желания знакомиться ни сним, ни с Парис. Я тебя очень люблю. Пока.

Она повесила трубку и обернулась к подруге.

— Погибаю от голода! — провозгласила она с таким видом,словно тема Картера уже исчерпана и возвращаться к ней не стоит, — Пожалуй,съем-ка я сандвич с тунцом. Хочешь, и тебе сделаю?

И, не дожидаясь ответа, направилась на кухню и приняласьшарить в шкафах. Сара молча смотрела вслед подруге. Теперь, немного очнувшисьот потрясения, она чувствовала, что не только сбита с толку, но и оскорблена доглубины души. Как могли Кимберли и Слоан столько лет скрывать от нее правду?Ведь ближе их у Сары нет никого на свете!

Своей семьи у Сары не было. Ее мать, донельзя распущенная,буйная хулиганка-алкоголичка, даже не заметила, что четырехлетняя заброшеннаядочь почти все время проводит в соседнем доме. Сидя рядом со Слоан за старымкухонным столом с белой пластиковой столешницей и ножками из нержавеющей стали,Сара старательно училась рисовать толстыми фломастерами в книжках-раскрасках,которые подружка охотно с ней делила. Именно Ким осыпала похвалами первыеработы девочки. На следующий год обе дружно отправились в детский сад, крепкодержась за руки, гордые новыми яркими рюкзачками, купленными Кимберли.Вернувшись домой, обе торжественно предъявили рисунки с большими звездочками,нарисованными учительницей. Кимберли немедленно прикрепила скотчем кхолодильнику листок с мазней дочери, и девочки побежали домой к Саре, чтобыпохвастаться ее успехами. Но мать Сары, миссис Гиббон, небрежно бросила рисунокдевочки на неубранный стол, прямо на мокрые пятна от виски. Когда Слоанпопыталась рассказать о звезде, она велела девочке заткнуться и приняласьоскорблять дочь самыми грязными ругательствами, пока не довела до слез. НоСлоан не растерялась и, как ни странно, ничуть не испугалась. Просто схватила рисуноки, взяв Сару за руку, повела к себе.

— Сарина мама никак не найдет места для картинки, —объяснила она Кимберли едва слышным дрожащим голосом, в котором, однако,прорывались свирепые нотки, так что Сара удивленно поглядывала на подружку.Взяв скотч, Слоан прикрепила рисунок Сары рядом со своим.

— Устроим настоящую выставку, ладно, мамочка? — догадаласьспросить она, прижимая ладошку к клейкой ленте.

Сара затаила дыхание, испугавшись, что миссис Рейнолдс незахочет видеть в своем доме чьи-то чужие рисунки, но Кимберли толькоулыбнулась, обняла малышек и объявила, что это прекрасная идея. И ееблагородный поступок навеки отпечатался в памяти Сары, потому что с тоговремени она больше никогда не испытывала одиночества. Еще не раз мать девочкиунижала и даже била ее. Еще не раз Слоан приходилось быть свидетельницейбесчеловечного обращения с подругой и становиться на ее защиту, превозмогаяслезы и страх. Еще не раз у Кимберли находились для девочек слова утешения, ато и одинаковые подарки, которые зачастую были ей не по карману. Но в тот деньСара в последний раз чувствовала себя беспомощной пылинкой в жестоком,бессмысленном мире, где у всех, кроме нее, было у кого поплакать на плече.