Генри Смарт, пицца и магические сокровища - Фрауке Шойнеманн

Папа смеётся:

– Нет, не переживай. Я всего лишь сделал ответное приглашение нашим очаровательным хозяйкам. Они на днях так мило присматривали за тобой вечером, что мне захотелось в благодарность что-нибудь для них приготовить.

О нет, отец собрался что-то готовить?! Это просто катастрофа. Будучи художником, папа и на кухне совершенно безалаберный. А значит, если он встанет у плиты, после этого нужно будет ремонтировать всю кухню. Не знаю, придут ли наши хозяйки в восторг. Очень может быть, что они, рассердившись, тоже превратятся в каких-нибудь волков или в кого-то ещё, не менее опасного. Как-никак речь идёт о тётушках Хильды, и я предполагаю, что сверхъестественное у этой семьи в крови. Потому-то я и не могу определить их возраст. Видимо, они могут его менять. А если так, то смогут и отца превратить в мешок картошки или какие-нибудь кухонные весы, если он своим печально известным пирогом с маршмеллоу изгадит им духовку или, спалив стейки, испортит плиту.

– Пап, теоретически твоя идея просто супер. Но может, мы просто что-нибудь закажем? У тебя ведь сейчас так много работы, тебе сложно будет ещё и что-то приготовить, – пытаюсь я его отговорить.

Отец недолго размышляет, и лицо его светлеет:

– Смарт-младший, what a good idea![8] А на холодильнике так и висит тот флайер итальянского ресторана – они ещё на дом доставляют? Секунду, я сейчас же туда позвоню.

А-а-а-а! Что я наделал! Папа идёт по коридору к кухне, я, спрыгнув с дивана, несусь за ним, уже почти перед дверью перегоняю его, но, зацепившись левым плечом за дверной косяк, с размаху грохаюсь лицом на пол.

– Смарт-младший! – изумлённо восклицает отец. Никак не реагируя, я быстро поднимаюсь, бросаюсь к холодильнику и срываю с дверцы флаер. Папа ни за что не должен туда звонить. Достаточно и того, что один человек из нашей семьи по ошибке войдёт в агентурную сеть!

– Это что ещё за фокусы? – Я вижу на лице отца озадаченное выражение. Встав рядом, он кладёт руку мне на плечо. – Дай сюда листок, я посмотрю, что мы можем заказать.

Молча покачав головой, я рву листок на мелкие кусочки. Зачем рисковать!

– Ты что, совсем спятил?! Ты же сам хотел, чтобы я что-нибудь заказал, а теперь ведёшь себя как сумасшедший. Я думаю…

Узнать, что папа думает, я не успеваю, потому что в кухню входит госпожа Урдман. Причём в виде старушки.

– Могу я вам чем-то помочь? – чуть ли не дрожащим голосом спрашивает она.

Я тут же запихиваю листок, или скорее то, что от него осталось, в карман брюк. Отец, отпустив моё плечо, приветственно поднимает руку:

– О, госпожа Урдман! Мы тут как раз обсуждаем, чем сегодня вечером порадовать вас и ваших сестёр. Может, у вас есть какие-то особые предпочтения в еде?

На это пожилая дама ничего не отвечает. Она лишь, не сводя с меня глаз, что-то бормочет себе под нос:

– Всё опять будет так, как я вижу. Дитя укажет нам на сокровище. Кто им владеет – того снедает тревога, у кого его нет – того гложет зависть. Генрих, будь осторожен! Не забывай про луну! Когда она явится полной, ты останешься до голубой. – Она разворачивается и исчезает так же быстро, как и появилась.

– Что это за странный язык? – спрашивает отец, и только сейчас я замечаю, что «ЛОКИ-3000» всё ещё у меня в ухе. А приборчик-то работает безупречно! Переводит даже древнегерманское бормотание. По крайней мере, слова. Что касается смысла, я понятия не имею, что хотела сказать госпожа Урдман. Снедает, тревога, луна, голубой? Спрошу у Хильды, когда встретимся.

Отец качает головой:

– Рекламный листок поминай как звали. Фрау Урдман тоже не особо помогла. Приготовлю-ка я, пожалуй, фирменное блюдо американской кухни, которое нравится всем!

Господи боже, пусть это будет не пирог с маршмеллоу!

Госпожа Скульдмёллер, подняв тарелку, с подозрением принюхивается. Мы сидим вшестером за кухонным столом, который папа облагородил скатертью, свечами и сложенными салфетками. На мне в честь праздника чистая, только что выглаженная рубашка. Хильда явно причесалась и выглядит очень аккуратно, дамы такие же пожилые, как всегда, в кружевных блузках и вязаных кофтах. Может, все эти штуки с возрастом мне и правда померещились. В любом случае сейчас все трое выглядят вполне безобидными старушками.

– И что, это едят руками? – интересуется фрау Урдман.

– Именно так! – подтверждает папа. – Просто кусайте – и всё, госпожа Урдман! Приятного аппетита!

Она откусывает маленький кусочек, опасливо жуёт и, немного подумав, откусывает побольше:

– Хм, действительно неплохо. И это готовят на севере Германии?

– Почему на севере Германии? – ошарашенно переспрашиваю я.

– Разве твой отец не сказал, что этот рецепт появился в Гамбурге?

Я не могу удержаться от смеха:

– Нет-нет, не в Гамбурге. Это называется «гамбургер». Понятия не имею почему.

Госпожа Урдман, проглотив следующий кусочек, улыбается:

– Я могла бы это выяснить, юный Генрих. Нужно только посмотреть, когда…

– Нет, – внезапно восклицает Хильда так громко, что отец вздрагивает, – не нужно. Это совсем не так важно. Правда, Генри? – Она щиплет меня за бок.

– Э-э-э… нет, я… э-э-э… мне это вовсе не интересно.

– Хильда, если твоя тётя хочет узнать, почему гамбургер называется гамбургером, пусть узнает. Мне кажется, это действительно очень интересно. Я тоже не раз задавался этим вопросом, – влезает со своим мнением папа.

– Вот видишь! – говорит явно довольная госпожа Урдман. Откинувшись назад, она закрывает глаза. Вскоре свет лампы над столом, похоже, меркнет, словно кто-то подкрутил в ней регулятор яркости. Хотя у этой лампы нет никакого регулятора – только обыкновенный выключатель. Старинные напольные часы, стоящие в углу рядом с буфетом, бьют семь раз, и каждый удар звучит как-то особенно жутко. А тут ещё и свечи на столе начинают мигать, хотя нет ни малейшего сквозняка. Я чувствую себя не в своей тарелке и жалею, что мы не заказали просто несколько пицц. В Байройте наверняка есть и другие службы доставки пиццы.

Глаза у госпожи Урдман по-прежнему закрыты, и она начинает что-то тихо бормотать себе под нос. Очень тихо. Слишком тихо. По крайней мере, для «ЛОКИ-3000», и я при всём желании не могу разобрать ни слова. Свечи мигают ещё сильнее, и наконец пламя совсем гаснет. Зато от столешницы поднимается светлый туман, покрывая плечи госпожи Урдман словно палантин. Признаюсь, по спине у меня бежит холодок! На сегодня сверхъестественного с меня довольно, и я молю всех богов, чтобы госпожа Урдман сейчас не превратилась в волка.

Хильда закатывает глаза. Судя по всему, она прекрасно знает, что нас ждёт, и далеко не в восторге от этого.

– Прекрати! – шипит она тёте.