Искусство ясно мыслить - Рольф Добелли

Другой, еще очень молодой человек добился довольно высоких результатов в гольфе (гандикап его в среднем равнялся двенадцати) и был в большом восхищении от своего тренера. Как только парню случалось потерпеть поражение в игре, он тут же записывался на час к своему обожаемому профи. И гляди-ка: в следующий раз он опять бил точнее.

Третий человек, консультант в респектабельном банке, изобрел своего рода колдовство: придумал ритуальный танец, который и исполнял со всей страстью в клозете каждый раз после того, как его показатели на бирже проваливались в темно-красный сектор. При всей абсурдности этого магического действа оно казалось ему необходимым, поскольку его биржевые дела сразу существенно улучшались.

Всех троих объединяет одно: заблуждение, вызванное регрессией к среднему показателю (regression toward the mean).

Предположим, там, где вы живете, температура воздуха снизилась до рекордных показателей. Высока вероятность, что через день-другой у вас опять потеплеет – до уровня среднемесячных величин. То же при экстремальной жаре, засухе или при проливных дождях. Погода колеблется в некоем промежутке вокруг средних показателей. Такие же флуктуации наблюдаются и в других явлениях: хронические боли, гандикап в гольфе, успехи на бирже, счастье в любви, субъективно оцениваемое как хорошее самочувствие, профессиональные достижения, оценки на экзаменах. В общем, ужасные боли в спине могли бы с большой долей вероятности утихнуть и без вмешательства хиропрактика. Гандикап у гольфиста мог снова вернуться к двенадцати и без дополнительной встречи с наставником. И биржевые показатели консультанта тоже, вполне вероятно, могли измениться в сторону средних значений без всяких «магических танцев».

На смену экстремальным достижениям приходят менее впечатляющие. Самый успешный за три года маркетинговый ход вряд ли окажется самым успешным и в последующие три года. Отсюда, кстати, страх многих спортсменов оказаться на обложках журналов и на первых полосах газет: подсознательно они боятся не достичь в грядущих соревнованиях рекордных высот. Это, конечно, связано никак не с фотографиями в глянце, а исключительно с естественными колебаниями в их достижениях.

Возьмем, например, руководителя отдела, желающего поднять мотивацию сотрудников. Он направляет 3 % кадров (самых немотивированных) на мотивационный курс. Каков результат? Когда он по прошествии времени снова проверит данные по мотивации, самые низкие показатели обнаружатся не у тех же людей – в 3 % войдут и другие. Оправдал себя этот курс? Трудно сказать. Ведь мотивация могла повыситься и без тренировок, вернувшись к личным средним показателям. Похожим образом обстоят дела с пациентами, которых госпитализируют из-за депрессии. Обычно они покидают клинику в лучшем состоянии. Но вполне может быть, что само пребывание в больнице оказалось совершенно бесполезным.

Еще пример. В школах Бостона с самыми плохими тестовыми показателями задействовали дорогостоящую программу личностного роста и развития. На следующий год эти школы уже не попали в число худших. Улучшение их результатов местные власти приписали своей программе – без учета регрессии к средним показателям.

Игнорирование этого феномена может иметь разрушительные последствия. Так, иногда учителя (или менеджеры) приходят к выводу, что наказание эффективнее похвалы. Допустим, учеников с лучшими оценками похвалили, а неуспевающих поругали. И на следующем экзамене – пусть случайным образом, стохастически – отстающими оказались другие, но и в отличники выбились тоже другие. Учитель на этом основании заключает: порицание помогает, а похвала вредит. Ошибочное заключение, заблуждение.

Вывод: когда звучат фразы типа «Я заболел, обратился к врачу, и теперь я здоров – значит, врач мне помог» или «У компании был плохой год, мы наняли хорошего консультанта, и теперь результаты снова нормальные», это может означать, что в дело вмешалась регрессия к средним показателям.

Представьте себе участок земли, заросший сочной травой, большой луг, который принадлежит всем крестьянам поселка. Можно ожидать, что каждый член общины отправит на это пастбище столько коров, сколько сможет. Такой порядок будет работать, пока на лугу хватает травы или среди коров не начнут свирепствовать болезни – иначе говоря, пока общее количество коров не превысит определенную норму и возможности пастбища не исчерпаются. Как только такое случается, прекрасная идея общины оборачивается трагедией. Каждый крестьянин, будучи разумным человеком, хочет максимально увеличить свою прибыль. Он спрашивает себя: «Какую пользу я получу, отправив на пастбище еще одну корову?» Для отдельного крестьянина прибыль от дополнительной коровы (которую он может продать) составляет +1. Но ущерб от перегрузки пастбища при добавлении всего одной коровы распределится на всех членов общины. Для одного крестьянина убыток будет исчисляться дробью: «минус одна доля от общего убытка». А значит, с точки зрения отдельного крестьянина вполне разумно увеличить стадо на одну корову. Потом еще на одну. И еще на одну. Пока с общим пастбищем не случится коллапс.

Трагедия общины – в прямом смысле слова – общее место. Было бы глупо надеяться, что эту проблему удастся решить просветительством, воспитанием, информационными кампаниями, призывами к «общему благу» и «уважению к ближнему», папскими буллами или выступлениями популярных звезд в защиту природы. Это не поможет. Тот, кто действительно хочет взяться за решение этой проблемы, должен использовать одну из двух возможностей: приватизацию или менеджмент. А именно: пастбище на лугу надо передать в частные руки – или регулировать доступ на него. Согласно выводам американского биолога Гаррета Хардина[24], все остальное ведет к истощению ресурса. Менеджмент может, например, означать, что государство вводит свои правила: возможно, это будет квотирование, или ограничения по времени использования, или решение будет приниматься в зависимости от цвета глаз (крестьянина или его коровы) и кто-то получит преимущество.

Приватизация – самое простое решение, но можно найти аргументы и в пользу менеджмента. Почему нам так трудно решиться на то или другое? Почему мы опять и опять возвращаемся к идее общинной собственности? Потому что за все время эволюции мы не были подготовлены к этой социальной дилемме. Тому есть две причины. Во-первых, на протяжении почти всей истории человечества в нашем распоряжении были неограниченные природные ресурсы. Во-вторых, огромный период времени, до 10 тысяч лет, мы жили небольшими сообществами – примерно по 50 человек. И там все друг друга знали. Если кто-то, желая получить выгоду, покушался на общее имущество, это сразу становилось замечено, отомщено и обложено самым тяжким штрафом – пятном на репутации. По мелочи наказание стыдом и сейчас эффективно – скажем, на вечеринке я опасаюсь опустошить холодильник друзей, хотя рядом с ним на страже и не стоит полицейский. Но в большом анонимном сообществе это уже не играет особой роли.