Дела семейные - Рохинтон Мистри

— С днем рождения, Мурад.

Он пожимает мне руку и рывком дергает к себе. Я теряю равновесие. Но он вовремя подхватывает и обнимает меня. Мы хохочем.

— Садитесь, садитесь, — торопит нас мама, — сев готов, и его надо съесть свеженьким, чтоб не пристал ко дну кастрюли!

Мы переходим в столовую, Мурад показывает дяде Джалу новые часы, я плетусь позади и вижу, что отец сидит на диване в глубокой задумчивости. Мама задерживается около него. Отец поднимает голову и невесело улыбается.

— Иездаа? Что случилось?

Он качает головой и снова улыбается ей.

— Иездаа, кстати, кухонные часы пора заводить.

— Попозже, — отвечает отец. — Или попроси Мурада.

ДЕЛО К ВЕЧЕРУ. Компания Мурада уже разошлась, а до обеда еще есть время.

Я сижу в гостиной и смотрю на молитвенную горку, отгороженную баррикадой из мебели. Я представляю себе горку, какой она прежде была — заполненную безделушками и игрушками, печальными остатками несчастливого детства тети Куми и дяди Джала. Теперь она заполнена священными реликвиями отца. А он так же несчастлив.

Дядя Джал в своей комнате — одевается к обеду. Он с самого утра возбужден ожиданием Дейзи — она сразу приняла приглашение на обед, как только мама позвонила ей.

К моему изумлению, мама выставляет чашу с розами и фарфоровых пастушек. На обеденном столе расставлен фарфоровый сервиз, подаренный дедушкой им с папой на свадьбу. Мама входит с вазой в руках, поглаживает пастушек, проводит пальцем по фестончатому краю чаши.

— Это все дедушкины подарки, — улыбается она. — До чего красивы!

Я согласно киваю. Они напоминают мне о далеких временах, когда дедушка впервые оказался с нами в «Приятной вилле». Когда мой мир внезапно вырос, вобрал в себя сложности и боль. Я думаю о дедушке, который спит на диване рядом со мной, успокаивающе держа меня за руку. Потом я буду держать его руку, когда ему снятся страшные сны. Я вспоминаю о том, как мы с ним слушали скрипку, и о словах, которым он меня научил, и о его рассказах, учивших меня видеть и понимать мир.

— Помнишь, что нам однажды сказал дедушка? — подхватывает мама. — Надо получать удовольствие от этих красивых вещей, чтобы побеждать жизненные скорби.

Я понимаю — ей хочется, чтобы я одобрил ее решение поставить фарфоровый сервиз на стол. Поэтому я снова киваю. И пытаюсь вспомнить еще более далекие времена, еще до приезда дедушки, времена, когда мир был такой надежный, маленький и послушный-им правили родители и не могло случиться ничего дурного.

— Ты не поможешь мне на кухне, Джехангу? — спрашивает мама, выходя из гостиной.

— Конечно, — говорю я, но не встаю со стула.

Я думаю: что ждет нашу семью в этом доме, в доме моего деда, в этом мире, который все менее понятен? Я думаю об отце, который заставляет меня подозревать, будто мой настоящий отец исчез, а его место занял незнакомец, который без передышки молится.

Моя мать, как всегда, спешит, она что-то несет из кухни. Должно быть, она видит отрешенность на моем лице, потому что приближается ко мне и тянется рукой к моему плечу. Колеблется, и жест ее не завершен. Я ощущаю мамины пальцы вблизи себя.

Они легко опускаются мне на руку.

— В чем дело, Джехангу? Ты несчастлив?

— Нет, — говорю я. — Я счастлив.

Сначала об авторе. Рохинтон Мистри — уроженец Индии, огнепоклонник по религии, добившийся литературного признания в Канаде, где он живет уже почти тридцать лет.

Постоянная тема произведений Мистри — это Индия, а в Индии — его родной Бомбей, а в Бомбее — жизнь той религиозной общины, с которой он связан по рождению. Исчезающей общины. Уходящей натуры…

Их на свете осталось около двухсот тысяч, единоверцев Рохинтона Мистри, последователей одной из самых древних религий мира, основанной в XV веке до н. э. пророком Заратуштрой (Зороастром в греческом варианте). «Всегда жаль, когда что-то исчезает с лица земли — какой-то вид, растение или насекомое», — говорит Мистри в интервью канадскому журналисту Дирку Беннетту.

В Индии зороастрийцев называют парсами, и они сами так зовут себя. История их появления в этой стране такова. В X веке у полуострова Катхиавар в Аравийском море показались утлые суденышки. Люди, приплывшие на них, растолковали, что они из Персии, бежали от гонений мусульман, и испросили у местного князька — раджи позволения поселиться на одном из семи островков, которыми он правил. Жители островов сами поклонялись круглоголовой богине Мумбе, но пришельцев с их странной верой приняли. Звать их стали парсами.

По преданию, парсы прожили среди рыбаков девятнадцать лет. Потом раджа разрешил им перебраться на материк, где они основали свое поселение, стали выращивать фрукты, разводить скот и прославились как превосходные ткачи и сукновалы. Постепенно парсы научились говорить на гуджерати как на родном языке, усвоили индийскую одежду — с небольшими отличиями. Женщины ходили в сари, но головы покрывали платком и дома, и на улице. Мужчины носили белые тюрбаны. Поселение процветало, расширялось, парсы расселялись по западному побережью. Жили тихо и чистоплотно, пользовались репутацией людей работящих и честных. Держались особняком, иноверцев к себе не допускали. Для кастовой Индии такое поведение было нормальным; со временем индусы начали рассматривать парсов как особую касту, а парсы, превыше всего озабоченные сохранением своей общины и гордые иранским происхождением, стали утверждать, что принять их веру невозможно: зороастрийцем надо родиться — как и индусом.

Собственно, парсы только одним обращали на себя внимание окружающих: мертвых они не хоронили и не сжигали, а уносили в пустынное место и оставляли на растерзание хищным птицам…

Истоки зороастрийских верований уходят в почти непроглядную тьму тысячелетий. Пророк Заратуштра жил так давно, что его последователи сами забыли, где и когда это было. Но современные исследователи утверждают, что предположительно жил он в азиатских степях к востоку от Волги между XV–XII веком до н. э., когда каменный век уступал место бронзовому. Однако Заратуштра, сын Поурушаспы из рода Спитама, был жрецом-заотаром еще более древнего культа, который соединяет предков иранцев с индоариями, а зороастрийское священное писание, в совокупности известное как Авеста, с древнеиндийской Ригведой.

Когда Заратуштра достиг тридцати лет, ему было дано откровение. Во время праздника весны он на рассвете отправился за водой для приготовления хаомы — напитка из сока священного растения, необходимого для богослужения. Желая зачерпнуть чистую воду, он добрался до середины потока, а вернувшись на берег-омытый свежей водой, — увидел сияющую фигуру. Это был Boxy-Мана-Благой помысел, который привел Заратуштру к Ахура — Мазде и пяти другим светоносным существам. Пророк «не увидел собственной тени на земле» из-за света, который они излучали.