Серебряный пояс - Владимир Топилин

— Потому как следили мы за вами все время, как вы в городе были да потом дорогой передвигались.

— Следили? — переглянулись между собой мужики. — А мы не видели, не ведали…

— А вам и не надо было ведать. Потому как дело тайное должно было быть, вроде как с привадой, — холодно заговорил Влас Бердюгин и обратился к деду Павлу; — Знаешь, как зверя на приваду травят?

— Знаю… — в страхе перекрестился тот.

— Так вот. Прознали мы через свои уши, что вы в город собираетесь. И решили за вами проследить, чтобы выявить тех, кто мужиков грабит, — за разговором поднял стакан, уважительно качнул головой в честь хозяина дома, выпил до дна, крякнул в кулак, продолжил. — Так вот. Мы с Федором Посоховым да Гришкой Берестовым, — качнул в сторону восседавших с другого конца напарников, — все время за вами следом ехали. Где на вид. А где и следить приходилось.

— Мы вас не видели…

— Как же вы нас распознаете, если мы в бабьих платьях следовали? — со смехом вставил слово Григорий Берестов. — Нас ведь Бедовый как что, так в женские наряды облачает. Даже бусы стеклянные для такого ферту купил, — и выругался, — тьфу ты, будь они не ладны! Да к тому же кажнодневно бороды приходится брить!..

Все засмеялись. Когда веселье прошло, Влас Бердюгин продолжил:

— Так вот, значит. Повсюду мы за вами следили. И как в городе были… Как в управление ходили. Даже то, как дед Павел губернатору тулуп промочил!

Его слова опять утонули во всеобщем веселье. Сконфуженный дед Павел покраснел, но тут же тихо спросил:

— А што, Его превосходительство не знает, кто енто дело сотворил?

— Как не знать! Знает! — с интригой ответил Федор Посохов. — Намедни обещал за тобой карабаевцев прислать, чтобы ты ему штаны стирал… Так что, уважаемый, суши сухари. Али будешь Самому новые штаны покупать!

Опять в полной избе всеобщий хохот. Не смеется только дед Павел. Бедный старатель, воспринимая шутку за правду, повалился на лавку.

— И что же дале было-то? — в нетерпении спросил Гришка Усольцев.

— Дык, дале все и шло как по разнарядке. Знали мы, ехали следом, что вам в Волчьем ложке бандюганы морды бьют. Да только не поспели вовремя. Иван, вон, — махнул головой на Ивана Панова, — калачом всех перепугал! Мы сразу поняли, что вам утром отступного не будет, встретят вас за поселком, перебьют. Ну, для этого дела я вечером Петру Заструхину револьвер передал, чтобы он его вам дал…

— Петька? Заструхин? — удивлению наших старателей не было предела. — Он что, тоже в деле был?

— Ну, в деле или нет, это вам знать не обязательно. А вот только помощь нам и вам он оказал немалую! Одним росчерком вы всю группу бандитов перебили! И за это вам… от Самого… не буду говорить от кого… так сказать… Благодарность!

— Благодарность?

У мужиков — шок! Вот на тебе! Не думали не гадали. В тоске себе горе навевали. Видели в смерти грех, но случился для жизни успех!

— Дык… что же енто получается? — как-то переосмыслив слова Власа, тряся бородой, начал дед Павел. — За убиенных разбойников с нас не причитается?

— В данном случае — нет! — твердо заверил Влас. — Вы свои жизни защищали. Я вам сам в руки оружие вложил. Свидетели есть: Федор, Григорий и Петр. Все честь по праву! На то и докладные бумаги теперь уже в архиве имеются. Конечно, если все делать по закону… — Влас тяжело вздохнул, — тогда бумажное разбирательство длится долго будет: что да как, да зачем… Но потому, кто вас прикрыл, бумажные обязательства исключаются. Так что живите спокойно! Ни в чем себя не корите. Вы тогда поступили правильно!

— И кто же то нас «прикрыл»? — от волнения не своим, чужим, каким-то даже загробным голосом спросил дед Павел.

— Зачем тебе все знать? — усмехнулся Влас, но по тому, с каким уважением на него посмотрели Федор Посохов и Гришка Берестов, всем стало понятно, кому обязаны наши старатели.

— А что же с той девкой-то сталось? — перебивая затянувшееся молчание, поинтересовался Гришка Усольцев.

— С девкой? С какой девкой? — удивился Влас, но тут же вспомнил. — Ах, с Оксаной, что с бандюганами была… а ничего не сталось. Это мы ее из могилы откопали, потому как жива она была.

— Как это жива? — в страхе перекрестились мужики.

— А вот так, жива. Когда вы в ту ночь в доме Петра Заструхина под гармошку плясали да хвалились калачом, мы за околицей караул держали. Петр Заструхин нам доложил перед рассветом, как дела обстоят. Как ты, Гришка, молодуху в кладовку водил, но вместо нее оказалась твоя жена, — Гришка Усольцев покраснел до кончиков ушей: конфуз! — Как Оксана побежала на доклад своему Мишке с товарищами. Мы тут сразу поняли, что дело без смертоубийства не обойдется. Вот тогда я Петру револьвер передал, чтобы он вам его отдал. А потом раньше вас банда за околицу поехала. Мы видели, как они для вас яму копали, как сосну на дорогу валили. Ну а потом вас встретили. Опять же, не успели мы вам на помощь поспеть. Быстро у вас все получилось: трах-бах — и готово! Не стали мы вам мешать, все со стороны видели. Потому что знали, что Мишка Оглобля — это всего лишь щуренок. Большая рыба оставалась на воле.

— И вы видели, как мы их закапывали?

— Видели. Все видели! И как закапывали, как могилу мусором заваливали. И как Гришка коня убил: правильно и сделал, потому что другого выбора не было.

— А что потом?

— Потом? Когда вы уехали, мы к могиле подошли. А из-под земли — стоны. Молодуха, видать, в себя пришла. Откопали мы ее, хотели помочь, допросить, но она безумной была. Так мы ее и отпустили, думали проследить, пойдет или нет «крупной рыбе» на рассказ. Но нет. Не пошла Оксана. Так как не могла понять куда идти. То между сосен бродила, пока мы могилу закапывали. Потом по лесу бегала, хохотала да все кричала: «Калач! Калач!». Нам же ее пришлось вечером направить в поселок, где ее и нашли люди.

— Так что же то получается? Не сама молодуха из могилы выбралась?

— Да нет же, — смеялся Влас Бердюгин. — Вон и Федор с Гришкой подтвердят!

— Да, — согласно кивнули головами последние. — Мы ее из земли вытащили да домой отправили.

— Что ж вы это… да как же… почему нам раньше не сказали? — не скрывая волнения и облегчения, наперебой заговорили наши старатели: дед Павел, Иван Мамаев, Иван Панов и Гришка Усольцев. — А мы то здесь все передумали! Столько молитв да поклонов принесли, колени разбили перед иконами, а оказалось все просто!

— Да. Не сказали. Потому что так было надо! — сурово ответил Влас Бердюгин и поднял полный стакан вина. — Что же, мужики-старатели, господа бергало! За вас я пью! За вашу силу, смелость, стойкость духа, за правду и веру! Да будет вам в деле вашем нелегком удача и фарт! А в жизни — уважение да любовь!

Немного позже изрядно захмелевший, радостный и довольный дед Павел отлучился ненадолго, сбегал домой, вернулся, отозвал Власа Бердюгина в сторону: