11/22/63 - Стивен Кинг

— Так вы на мели? Почему вы сразу не сказали?

— Я пытался объяснить тебе, почему я на мели.

— Да, конечно! Я мог бы обойти еще три дома, но теперь мне придется возвращаться домой, потому что уже поздно.

— Удачи тебе! — пожелала ему Марина.

Парадная дверь открылась, заскрипев на ржавых петлях, потом захлопнулась (слишком старая, а потому без громкого стука). Последовала долгая пауза, которую нарушил унылый голос Ли:

— Видишь? Вот что нам противостоит.

Вскоре после этого лампа погасла.

Мой новый телефонный аппарат по большей части молчал. Дек позвонил однажды — короткий, дежурный звонок из разряда «как поживаете?» — и все. Я говорил себе, что никаких звонков и не стоит ждать. Начался учебный год, а первые недели — всегда суета. Деку хватало забот, потому что миз Элли вернула его в школу. Он рассказал мне, поворчав, что позволил включить свою фамилию в список замещающих учителей. Элли не звонила, потому что ей приходилось одновременно делать пять тысяч дел и тушить пятьсот пожаров.

И только после того, как Дек положил трубку, до меня дошло, что он не упомянул Сейди… а через два вечера после лекции Ли юному коммивояжеру я решил, что должен с ней поговорить. Услышать ее голос, даже если она скажет: Пожалуйста, не звони мне, Джордж, все кончено.

И когда я протянул руку к телефонному аппарату, он зазвонил. Я снял трубку и сказал, абсолютно уверенный, что ошибки не будет:

— Привет, Сейди. Привет, милая.

Последовала пауза, достаточно долгая, и я подумал, что все-таки ошибся и сейчас услышу: «Я не Сейди, я просто неправильно набрал номер». Потом она спросила:

— Как ты узнал, что это я?

Я почти что ответил: Гармония, и она могла бы это понять. Но «могла бы» в данной ситуации меня не устраивало. Разговор предстоял важный, и я не хотел напортачить. Никоим образом не хотел напортачить. Поэтому в последующем диалоге с моей стороны участвовали двое: Джордж, который говорил вслух, и Джейк, который находился внутри, говоря все то, что не мог сказать Джордж. Возможно, в любом разговоре, когда на кону стоит любовь, с каждой стороны участвуют по двое.

— Потому что я думал о тебе весь день, — ответил я (Я думал о тебе все лето).

— Как ты?

— Отлично (Мне одиноко). Как ты? Как прошло лето? Ты все сделала (Законным образом порвала все связи со своим странным мужем)?

— Да. Решенный вопрос. Так ведь ты частенько говоришь, Джордж? Решенный вопрос?

— Пожалуй. Как школа? Как библиотека?

— Джордж? Мы будем продолжать в том же духе или собираемся поговорить?

— Хорошо. — Я уселся на продавленный, купленный на распродаже диван. — Давай поговорим. Ты в порядке?

— Да, но я несчастна. И растеряна. — Она помялась, потом продолжила: — Летом я работала в «Харрасе». Ты, вероятно, знаешь. Официанткой, разносила коктейли. И кое-кого встретила.

— Да? (Черт.)

— Да, очень милого мужчину. Обаятельного. Джентльмена. Чуть моложе сорока. Его зовут Роджер Битон. Он помощник сенатора-республиканца от Калифорнии, Тома Кучела. Заместителя лидера фракции меньшинства в сенате. Я про Кучела — не Роджера. — Она засмеялась, но не так, как смеются над чем-то веселым.

— Я должен радоваться тому, что ты встретила кого-то милого?

— Не знаю, Джордж… Ты рад?

— Нет (Я хочу его убить).

— Роджер симпатичный, — говорила она бесстрастным голосом. — Приятный в общении. Учился в Йеле. Он знает, чем занять девушку, чтобы она хорошо провела время. И он высокий.

Тут мое второе «я» более не пожелало молчать.

— Я хочу его убить.

Она рассмеялась, и в этом смехе слышалось облегчение.

— Я говорю это не для того, чтобы причинить тебе боль или испортить настроение.

— Правда? А для чего ты мне это говоришь?

— Мы встречались три или четыре раза. Он меня целовал… Мы немного… обнимались, как дети…

(Я хочу не просто убить его. Я хочу убить его медленно.)

— Но это не так, как с тобой. Может, станет со временем. Может, и нет. Он дал мне свой номер в Вашингтоне и попросил позвонить, если я… как он это сказал? «Если устанешь ставить книги на полки и вздыхать по ушедшей любви». Я думаю, смысл такой. Он говорит, что бывает в разных местах и ему нужна хорошая женщина, чтобы сопровождать его. Он думает, что я могла бы стать такой женщиной. Разумеется, мужчины часто это говорят. Я не такая наивная, как прежде. Но иногда они говорят серьезно.

— Сейди…

— Однако все было не так, как с тобой. — Ее голос звучал отстраненно, задумчиво, и впервые у меня возникло подозрение: может, что-то не так в ее жизни помимо личных переживаний, может, она больна? — Если говорить о светлой стороне, то швабра точно не просматривалась. Разумеется, иногда мужчины прячут швабру, верно? Джонни вот прятал. И ты тоже, Джордж.

— Сейди?

— Что?

— Ты прячешь швабру?

Последовала пауза. Более продолжительная, чем в самом начале разговора, когда я назвал ее по имени, и более продолжительная, чем я ожидал. Наконец она ответила:

— Я не понимаю, о чем ты.

— Судя по голосу, ты сама не своя, вот и все.

— Я же сказала тебе, что растеряна. И мне грустно. Потому что ты все еще не готов сказать мне правду, верно?

— Сказал бы, если бы мог.

— Хочешь знать кое-что интересное? У тебя в Джоди добрые друзья, и никто из них не знает, где ты живешь.

— Сейди…

— Ты говоришь, что в Далласе, но твоя телефонная станция — Элмхерст, а это в Форт-Уорте.

Я об этом не подумал. И о чем еще я не подумал?

— Сейди, я могу лишь сказать тебе, что делаю очень важное…

— Да-да, я в этом уверена. Как и в том, что сенатор Кучел делает очень важное дело. И Роджер пытался мне это сказать, а также намекал, что я, если присоединюсь к нему в Вашингтоне, буду сидеть… у подножия власти… или у двери в историю… или что-то такое. Власть возбуждает его. Это то немногое, что может в нем не понравиться. Но я думала… и думаю до сих пор… кто я такая, чтобы сидеть у подножия власти? Я всего лишь разведенная библиотекарша.

— И кто я такой, чтобы стоять в дверях истории? — изрек я.

— Что? Что ты сказал, Джордж?

— Ничего, милая.

— Может, тебе лучше не называть меня так.

— Извини (Мне не за что извиняться). Так о чем мы говорим?