11/22/63 - Стивен Кинг

На этот раз пришли все три девочки, которые прыгали через скакалку. Две — пешком, третья — на самокате. Они пожелали взглянуть на малышку, и Марина, улыбаясь, показала им дочку.

— Как ее зовут? — спросила одна из девочек.

— Джун.

Тут они засыпали ее вопросами:

— Сколько ей лет? Она умеет говорить? Почему она не смеется? У нее есть кукла?

Марина покачала головой. Она все еще улыбалась.

— Извините, я не говорить.

Три девочки убежали, крича:

— Я не говорить! Я не говорить!

Одна из куриц, сумевших выжить на Мерседес-стрит, метнулась у них из-под ног, возмущенно закудахтав. Марина смотрела им вслед, улыбка сползала с ее лица.

Ли присоединился к ней на лужайке. Он уже разделся до пояса и обильно потел. Его кожа белизной напоминала рыбье брюхо. Бицепсы не впечатляли. Он обнял Марину за талию, потом наклонился и поцеловал Джун. Я ожидал, что Марина кивнет на дом и скажет: «Не нравится, я не нравится», — на таком уровне английский она уже освоила, но Марина только передала малышку Ли, поднялась на крыльцо и, покачнувшись на продавленной ступеньке, удержалась на ногах. Я подумал, что Сейди обязательно растянулась бы, а потом дней десять хромала бы с распухшей лодыжкой.

До меня дошло, что Марине хотелось уехать от Маргариты ничуть не меньше, чем Ли.

Освальды переехали на Мерседес-стрит в пятницу, а уже в понедельник, через два часа после того, как Ли отправился собирать алюминиевые сетчатые двери, к дому 2703 подкатил «универсал» цвета грязи. Маргарита Освальд выпрыгнула с переднего пассажирского сиденья еще до того, как автомобиль полностью остановился. На этот раз красный платок сменился белым в черный горошек, но белые медсестринские туфли остались прежними, как и написанные на лице недовольство и сварливость. Она их нашла, как и предполагал Роберт.

Гончая небес, подумал я. Гончая небес.

Я наблюдал за домом через щелку между шторами, но не видел смысла включать магнитофон. Для этой истории саундтрек не требовался.

Подруга (полная женщина), привезшая Маргариту, с трудом вылезла из-за руля и обмахивалась воротником платья. День с утра выдался жарким, но Маргариту это не волновало. Она погнала подругу к багажнику «универсала». В нем лежал высокий стульчик и пакет с продуктами. Маргарита взяла первый, подруга — второй.

На ржавом самокате подъехала девочка-попрыгунья, но Маргарита шуганула ее. «Катись отсюда, соплячка!» — услышал я, и девочка-попрыгунья укатила, надув губки.

Маргарита прямиком направилась к входной двери. Когда ее взгляд упал на продавленную ступеньку, на крыльцо вышла Марина. В блузке без рукавов и шортах, которые, по мнению Маргариты, не полагалось носить замужней женщине. Я не удивился, что Марине такие нравились. Ноги у нее были потрясающие. На ее лице отразилась тревога, и мне не требовался самодельный усилитель звука, чтобы понять слова.

— Нет, mamochka… mamochka, нет! Ли говорит нет! Ли говорит нет! Ли говорит… — И Марина затараторила на русском. Только так она могла выразить сказанное мужем.

Маргарита Освальд относилась к тем американцам, которые верили, что иностранец поймет тебя, если ты будешь говорить медленно… и очень ГРОМКО.

— Да… у… Ли… есть… ГОРДОСТЬ! — проревела она. Поднялась на крыльцо, переступив через продавленную ступеньку, и продолжила прямо в лицо изумленной невестке: — В… этом… нет… ничего… плохого… но… он… не… имеет… права… заставлять… РАСПЛАЧИВАТЬСЯ… за это… мою… ВНУЧКУ!

Ее отличало крепкое сложение. Марина больше походила на тростинку. «Mamochka» пронеслась в дом, более не взглянув на невестку. Последовало мгновение тишины, сменившееся ревом портового грузчика:

— Где моя маленькая ПРЕЛЕСТЬ?

Из глубины дома, вероятно, из спальни Розетты, донесся громкий плач Джун.

Женщина, которая привезла Маргариту, неуверенно улыбнулась Марине и прошла в дом с пакетом продуктов.

Ли пришел на Мерседес-стрит пешком от автобусной остановки в половине шестого, постукивая по бедру черным контейнером для обеда. Он поднялся на крыльцо и, забыв про продавленную ступеньку, зацепился ногой. Ли, покачнувшись, выронил контейнер, затем наклонился, чтобы поднять его.

Это не улучшит его настроения, подумал я.

Ли вошел. Я наблюдал, как он пересекает гостиную и ставит контейнер на кухонную столешницу. Он повернулся и увидел новый высокий стульчик. Очевидно, знал повадки своей мамаши, поэтому распахнул дверцу ржавого холодильника. Смотрел на полки, когда из спальни малышки вышла Марина с пеленкой на плече, и бинокль позволил мне разглядеть мокрое пятно.

Она заговорила с ним, улыбаясь, и он повернулся к ней. Его светлая кожа быстро краснела, так что хмурое лицо стало пунцовым до самых редеющих волос. Он начал кричать на жену, тыча пальцем в холодильник (дверца оставалась открытой, из холодильника шел пар). Она повернулась, чтобы уйти в спальню дочери. Он схватил Марину за плечо, развернул лицом к себе и начал трясти. Ее голова моталась взад-вперед.

Я не хотел на это смотреть, да и, пожалуй, в этом не было необходимости: зрелище ничего не добавляло к имеющимся у меня сведениям. Он относился к тем мужьям, которые бьют жен, но я знал, что она переживет Ли Освальда, чего не мог сказать о Джоне Ф. Кеннеди… или патрульном Типпите. Поэтому мог бы и не наблюдать. Однако не отводил глаз.

Ссора продолжалась. Марина, несомненно, старалась объяснить, что она не знает, как Маргарита их нашла, и не смогла не впустить «mamochka» в дом. И разумеется, Ли в конце концов ударил ее по лицу, потому что не ударил бы свою маму. Если бы застал ее в доме, то не смог бы поднять на нее руку.

Марина заплакала. Он ее отпустил. Она с жаром заговорила, протягивая к нему руки. Он попытался взяться за одну, но она ударила его другой. Всплеснула руками и вышла через парадную дверь. Ли двинулся за ней, потом передумал. Братья поставили на крыльце два старых раскладных стула. Марина плюхнулась на один. Под левым глазом появилась царапина, щека уже начала распухать. Она смотрела прямо перед собой, через улицу, на мой дом. Я ощутил укол страха, хотя свет в гостиной не горел и я знал, что увидеть меня она не может. Застыл на месте с биноклем у глаз.

Ли сел за кухонный стол, уперся в него локтями, опустил лоб на ладони. Какое-то время посидел, потом что-то услышал, поднялся, пошел в меньшую из спален. Появился с Джун на руках, начал ходить с ней по гостиной, потирая спинку, успокаивая. Марина вошла в дом. Джун увидела ее, потянулась пухлыми ручками. Марина подошла к ним, и Ли отдал ей девочку. Потом, прежде чем она успела отойти, обнял. Она постояла в его объятиях, переложила малышку на одну руку, второй обняла его. Его рот зарылся в ее волосы, и я не сомневался, что знаю, какие он шептал ей слова: «Извини меня», — на русском. Я это точно знал. Он будет извиняться и в следующий раз. И в следующий.