Жажда - Ю Несбе

Ракель наклонилась вперед, опустила ладонь на руку Катрины и прошептала:

– Не думай об этом, все пройдет хорошо.

Катрина посмотрела на нее, словно пребывая в шоке.

– Эпидуральная анестезия, – сказала Ракель. – Это что-то фантастическое. Она полностью поглощает боль.

Катрина дважды моргнула, а потом громко рассмеялась.

– Ты знаешь, я никогда раньше не бывала на защитах. Я не понимала, насколько это торжественное событие, пока не увидела, что Бьёрн надевает свой лучший галстук-шнурок. Так что же происходит?

– О, на самом деле все довольно просто, – сказала Ракель. – Сначала мы займем места в зале, поднимемся, когда войдут руководитель защиты, докторант и два оппонента. Смит, конечно же, взволнован, хотя уже прочитал им пробную лекцию вчера или сегодня утром. Наверняка он больше всего боится, что Столе Эуне будет его заваливать, но для этого вряд ли есть основания.

– Разве? – спросил Бьёрн Хольм. – Эуне ведь говорил, что не верит в вампиристов.

– Столе верит в серьезные научные исследования, – сказала Ракель. – Оппоненты должны быть настроены критически и добраться до сути темы диссертации, но в то же время держаться в рамках темы и условий осуществления проекта, а не седлать своего любимого конька.

– Ого, ты начиталась перед этим мероприятием? – спросила Катрина, когда Ракель переводила дух.

Ракель с улыбкой кивнула и продолжила:

– Каждому оппоненту отводится по три четверти часа, между их выступлениями можно задавать короткие вопросы из зала – как говорят, ex auditorio, – но такое случается редко. После этого проходит обед, который оплачивает докторант и куда нас не пригласили, о чем Харри очень сожалеет.

Катрина повернулась к Харри:

– Это правда?

Харри пожал плечами:

– Кто не любит мясо с соусом и тоску получасовых тостов, которые произносят родственники людей, которых ты на самом деле не слишком хорошо знаешь?

Вокруг них началось движение, засверкали вспышки.

– Будущий министр юстиции, – сказала Катрина.

Казалось, воды расступились перед Микаэлем и Уллой Бельман, которые пришли, держась за руки. Они улыбались, но Ракель еще никогда не видела улыбающуюся Уллу Бельман. Возможно, она не из улыбчивых. А может быть, Улла Бельман была красивой скромной девушкой, которая выучила, что преувеличенно широкая улыбка привлекает больше нежелательного внимания и что холодный фронт облегчает жизнь. Интересно, что она в таком случае думает о жизни в качестве супруги министра.

Микаэль Бельман остановился рядом с ними, когда кто-то из толпы выкрикнул вопрос, и перед его лицом оказался микрофон.

– Oh, I’m here just to celebrate one of the men who contributed to us solving the Vampyrist case, – сказал он. – Doctor Smith is the one you should be talking to today, not me[59].

Но Бельман охотно позировал, прислушиваясь к указаниям фотографов.

– Ого, международная пресса, – сказал Бьёрн.

– Вампиризм сейчас популярен, – произнесла Катрина, разглядывая толпу. – И все криминальные репортеры здесь.

– Кроме Моны До, – добавил Харри, сканируя взглядом собравшихся.

– И вся Котельная, – заметила Катрина. – Кроме Андерса Виллера. Вы не знаете, где он?

Остальные покачали головой.

– Он звонил мне сегодня утром, – сказала Катрина. – Спрашивал, может ли встретиться и поговорить со мной наедине.

– О чем это? – спросил Бьёрн.

– Бог его знает. Смотрите, вон он!

Андерс Виллер вынырнул из толпы с другой стороны. Он снимал с себя шарф, лицо его раскраснелось, казалось, он запыхался. В тот же момент открылись двери в Старый актовый зал.

– Тут надо успеть занять место, – сказала Катрина и быстро зашагала к двери. – Пропустите беременную женщину!

– Она такая милая, – прошептала Ракель, просунула руку под локоть Харри и прислонилась к его плечу. – Меня всегда интересовало, было ли у вас с ней что-нибудь.

– Что-нибудь?

– Небольшое. Например, когда мы были не вместе.

– К сожалению, нет.

– К сожалению? И это значит…

– И это значит, я иногда раскаиваюсь, что не использовал те наши паузы лучшим образом.

– Я не шучу, Харри.

– Я тоже.

Халлстейн Смит приоткрыл дверь и заглянул в почетный зал.

Он посмотрел на люстру, висевшую над людьми, занявшими места в аудитории, да, кто-то даже стоял на балконе. Когда-то в этом зале проходили заседания Национального собрания Норвегии, а сейчас он, малыш Халлстейн, будет стоять за кафедрой и защищать свои исследования и получит степень доктора! Он взглянул на сидевшую в первом ряду Май, она тоже нервничала, но была горда, как павлин. Он посмотрел на зарубежных коллег, которые оказали ему честь и приехали, хотя он и предупреждал, что защита будет проходить на норвежском, он посмотрел на журналистов, на Бельмана, сидевшего вместе с женой в самой середине первого ряда. На Харри, Бьёрна и Катрину, своих новых друзей из полиции, которые также сыграли свою роль в создании его диссертации о вампиризме, где случай Валентина Йертсена, вполне естественно, играл роль несущей балки. И несмотря на то что портрет Валентина претерпел значительные изменения во время событий последних дней, это только подтверждало его выводы о свойствах личности вампириста. Халлстейн ведь сам указывал, что вампирист действует чаще всего в аффекте и его движущей силой являются желания и импульсы, поэтому сведения о том, что Ленни Хелл являлся мозговым центром, спланировавшим все эти хорошо срежиссированные убийства, подоспели как нельзя более кстати.

– Ну что же, начнем, – сказал руководитель защиты и стряхнул пылинку со своей деканской мантии.

Халлстейн сделал вдох и вышел в зал, все собравшиеся встали.

Смит и двое его оппонентов сели, а руководитель защиты вышел к кафедре и рассказал о процедуре защиты. Потом он предоставил слово Халлстейну.

Первый оппонент, Столе Эуне, наклонился вперед и прошептал ему «ни пуха ни пера».

Потом настала очередь Халлстейна. Он поднялся на кафедру, повернулся и осмотрел зал. Он ощущал наступление тишины. Пробный доклад утром прошел хорошо. Хорошо? Он прошел просто великолепно! Халлстейн не мог не заметить, как радовалась аттестационная комиссия, да, даже Столе Эуне одобрительно кивал в ответ на его лучшие тезисы.

Сейчас Халлстейн представит укороченный вариант доклада, у него максимум двадцать минут. Он начал говорить, быстро ощутил тот же подъем, что и утром, и оторвался от рукописи, лежавшей перед ним. Потому что мысль рождала слова без задержки, и ему казалось, он может видеть себя со стороны, может видеть публику, взгляды людей, прикованные к его губам, все их органы чувств, сосредоточенные на нем, на Халлстейне Смите, профессоре вампиризма. Конечно, еще не существует предмета с таким названием, но он это изменит и начнет прямо сегодня. Он приближался к концу.