Перс - Александр Иличевский

У полковой палатки на песке сидели мы с Хашемом. Приладив объектив, я лихорадочно, пока не село солнце, щелкал во все стороны, стараясь запечатлеть работу полка. Хашем кончил занятия йогой, спустился на землю из какой-то странной столбовой позы на голове, с жутко втянутым животом, в глубине которого обратной своей стороной проглядывал, кажется, позвоночник, выдохнул и принял от егеря кружку со сладким чаем. Затем распаковал рюкзак и стал перелистывать какие-то свои записи.

Когда егеря дотащили до нас тополь, уже с разных сторон разгорались костры. Солнце как раз село, и ночь хлынула с востока. Яростно, бездымно пылал плавник, звезды плясали в горячем воздухе. Кто-то уже купался, кто-то тащил про запас на ночь дрова, полк работал и жил как единый человек. Хашем не отдал ни одного приказания, только Аббас тут и там покрикивал. Эльмар что-то проповедовал у костра, Аббас подходил к его роте, прислушивался сердито, шел обратно к нам и по дороге хрипел советами. Искупался и я в море.

К третьей роте, взявшейся за убийство баранов и свежевание, собралось больше всего народу. Бараны висели на специальном колу с перекладиной, вбитом в песок на половину своей длины. Они толкались в отсвете костра. Потроха вдруг вывалились перламутровой горой на руки егерю, и он возился еще с ними, поддерживая коленом, ему подставили таз. С каждого, кто приходил к костру, требовали подношения в виде дров. Искупавшиеся тянулись к огню обсохнуть.

— Тельман, а что ж ты, куда ты делся? Принес, что ли? — весело спрашивал один егерь, мне малознакомый, с приметным, полным и лукавым лицом. Он тоже только что искупался, щурился и мигал от жара, но от огня не отодвигался. — Давай закурить, извелся — не могу, за одну затяжку душу отдам.

Егерь этот был не старше Тельмана ни по возрасту, ни по назначению в полку, а начальствовал оттого, что был здоровым весельчаком. Лицо и острый язык его притягивали внимание других егерей.

Тельман протянул ему пачку сигарет, здоровяк жадно выхватил головню, чтобы прикурить, волосы его затрещали: непригашенное пламя лизнуло чуб. Он весело матернулся, загладив волосы ладонью, на которую потом посмотрел, чтобы оценить урон.

Другие егеря тоже благодарно закурили.

— Ах, хорошо, дым голод затирает. Сейчас поужинаем, построимся и спать. Завтра бы выходной объявить, однако придумал командир по степи с грузом таскаться. Марш-бросок настоящий. А я не в армии давно уже, зачем мне, как барану, бегать? — задал тему здоровяк.

— Не говори так, брат, — строго сказал Тельман. — Если бы не наш командир, мы бы все давно с голода передохли, души бы наши пропали. Пусть что хочет делает, он учитель.

— Да. Да… — егеря, сидевшие у костра, закивали, зацокали языками, подтверждая свое согласие с этой мыслью.

— Кто же спорит, — спохватился здоровяк. — Я пошутил. Просто от лени еще никто не умирал.

Он затянулся пару раз и решил все же прибавить пороху, обратился ко мне, составив на лице сладкую просительную мину:

— Я извиняюсь, дорогой, скажите нам, пожалуйста. Мы слышали, будто Хашем меалим собирается с вами в Америку уехать? Будто он там лекции будет читать, с учеными спорить. Правду говорят?

Егеря, будто проглотив молнию, воззрились на меня. Я молчал, смотрел в огонь, стараясь никак не дрогнуть лицом, понимая, что ответ мой может иметь глубочайшие последствия.

— Нет, это неправда. Ученые сами в Ширван приедут. Хашем-меалим отказался, и теперь они приедут к нам сами, — ответил я.

Егеря возбужденно заговорили все разом, кто-то судил весельчака за нескромные и несправедливые вопросы. Тот сухими руками умыл лицо.

2

Дальше жгли костры, жарили мясо, снова купались. Бараны купались в огне. Море ночью почти незримо ходило тихими холмами, выплескивалось к кострам, которые пылали по берегу, егеря бегали от одного к другому наперегонки, прыгали через них. Когда костры развалились, раздуваемые бризом угли тлели пламенными лужами, так наливались жаром при движении воздуха, что казались стеклянными. Наконец часам к девяти все собрались в лагере, у командирской палатки. Разложили повыше костер.

Хашем встал, достал из рюкзака альбом для рисования. Егеря, сидящие в несколько плотных рядов в полукруге, замерли. Кто-то слышно зевнул, и тут же ему под ребра вонзились локти товарищей.

— История нашего полка древняя, богатая и необычная, — начал Хашем, косясь в альбом. — Исток ее относят к 1700 году, когда были образованы пехотные полки Матвея Трейдена и Николая фон Вердена. 9-го же июня 1724 года в результате Персидского похода Петра Великого, которым были завоеваны прибрежные Каспийские земли, в крепости Святого Креста близ Дербента был сформирован Астрабадский пехотный полк с добавлением одной роты гренадерского Зыкова полка, четырех рот Великолуцкого и четырех рот Шлиссельбургского пехотных полков. Только с 1732 года наш полк принимает название Апшеронский. В 1734 году полк возвращен в Россию. С 1801 года зовется Апшеронский мушкетерский. С 1811-го — Апшеронский пехотный. 4 ноября 1819 года по инициативе кавказского наместника Алексея Петровича Ермолова происходит метаморфоза: Апшеронский полк меняется названиями с Троицким пехотным полком, который был сформирован в том же 1700 году в Москве полковником Матвеем Ивановичем Фливерком из даточных людей. И в качестве такового, Троицкого пехотного полка, 28 января 1833 года Апшеронский полк расформирован и присоединен к Белозерскому пехотному полку, отличившемуся изрядно во время Крымской войны. Таким образом, мы все должны понимать, что полк наш с тех пор приобретает свойство воинственной призрачности: его как такового нет — не то он Троицкий, не то, будучи привержен имени своему, — Апшеронский. Но, как бы там ни было, в то же время он дееспособен и воинствен, является опорной военной силой в любой государственной кампании. Справедливости ради необходимо помянуть состав Троицкого пехотного мушкетерского полка, принявшего впоследствии — неизвестно, по какой провинности, или по прихоти Ермолова, — именование Апшеронского. В 1834 году к Апшеронскому пехотному полку присоединились два батальона 43-го Егерского полка и один батальон Куринского пехотного полка. Апшеронский полк особенно стал знаменит во время второй половины Кавказской войны. Он получил георгиевские знамена за Ахульго — в 1839 году, за Андию и Дарго — в 1845 году, за Гуниб — в 1859-м.

По мере перечисления Ильхан и Аббас выносили из командирской палатки копии знамен и ставили их древками в специальную фанерную карусель. Хашем размеренно продолжал.

— Георгиевские трубы за Восточный Кавказ — в 1859 году. Знаки на шапки за Чечню — в 1857-м. В 1873-м и в 1881-м за время походов в Туркестан наш полк получил георгиевские знамена и знаки на шапки за Хиву и за тяжкий штурм Геок-Тепе, — Хашем махнул рукой, указывая направление на крепость Геок-Тепе, находящуюся за морем чуть южнее Ширвана. — Во время Текинского сражения Апшеронский полк потерял, а затем вновь отбил у туркменов свое полковое знамя. Меж тем в 1878-м полк получил еще одно георгиевское знамя за усмирение Чечни и Дагестана.

Хашем подождал, пока восторг, разгоревшийся на лицах егерей при выносе полковых наград, немного схлынет.