Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни - Дэниел К. Деннетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примерами мемов служат мелодии, идеи, модные словечки и выражения, способы варки похлебки или сооружения арок. Точно так же как гены распространяются в генофонде, переходя из одного тела в другое с помощью сперматозоидов или яйцеклеток, мемы распространяются в том же смысле, переходя из одного мозга в другой с помощью процесса, который в широком смысле можно назвать имитацией. Если ученый услышал или прочитал об интересной идее, он сообщает о ней своим коллегам и студентам. Он упоминает о ней в своих статьях и лекциях. Если идею подхватывают, она распространяется, передаваясь от одного мозга другому600.
Согласно Докинзу, эволюция мемов не просто аналогична биологической или генетической. Это не просто процесс, который можно метафорически описать с помощью этих эволюционных идиом, но феномен, достаточно педантично подчиняющийся законам естественного отбора. Он пишет, что теория эволюции посредством естественного отбора нейтральна с точки зрения различий между мемами и генами; и те и другие – просто разные виды репликаторов, с разной скоростью эволюционирующих в различных средах. И как гены животных не могли возникнуть на нашей планете до того, как дорожку проторила эволюция растений (в результате которой появилась богатая кислородом атмосфера и доступный источник питательных веществ, из которых можно было получить энергию), так и эволюция мемов не смогла бы начаться, не приведи эволюция животных к появлению вида – Homo sapiens – с мозгом, дающим мемам прибежище, и привычкой к коммуникации, создающей для них среду передачи данных.
Невозможно отрицать существование культурной эволюции в том свободном от ассоциаций с дарвинизмом смысле, что культуры со временем меняются, приобретая и утрачивая какие-то характеристики, и при том сохраняя ранее сформировавшиеся черты. История идеи, скажем, распятия, или опирающегося на паруса купола, или авиации – это, несомненно, история передачи через различные негенетические среды совокупности вариаций на одну центральную тему. Но является ли такая эволюция частично или полностью аналогичной или параллельной генетической эволюции (процессу, который теория Дарвина так замечательно объясняет) – вопрос открытый. Строго говоря – это множество открытых вопросов. С одной стороны, легко можно представить, что культурная эволюция воспроизводит все черты эволюции генетической: в ней не только существуют аналоги генов (мемы), но и точные аналоги фенотипов, генотипов, полового размножения, полового отбора, ДНК, РНК, кодонов, аллопатрического видообразования, демов, геномного импритинга и так далее, – все здание биологической теории, в точности воспроизведенное в сфере культуры. Вы думали, что сплайсинг ДНК – пугающая технология? Подождите, пока в лабораториях не начнут изготавливать импланты мемов! Это вряд ли. С другой стороны, мы можем обнаружить, что культурная эволюция идет в соответствии с совершенно иными принципами (как полагает Гулд), так что биологические понятия нам здесь абсолютно ничем не помогут. Несомненно, именно на это всем сердцем надеются многие гуманитарии и специалисты в области общественных наук – но это тоже в высшей степени маловероятно по причинам, о которых мы уже сказали. Между двумя полюсами находятся вероятные и ценные сценарии, согласно которым существует значительный (или довольно большой) и важный (или просто достаточно интересный) перенос понятий из биологии в науки о человеке. Например, может статься, что, хотя процессы передачи идей в культуре являются подлинно дарвиновскими феноменами, по различным причинам их невозможно описать в рамках дарвиновской науки, так что нам придется смириться со «всего лишь философскими» идеями, которые можно из этого почерпнуть, и предоставить науке заниматься иными проектами.
Для начала давайте рассмотрим, что будет, если феномен культурной эволюции является подлинно дарвиновским. Затем можно заняться сложностями, о которых говорят скептики. Начнем с того, что точка зрения мема внушает отчетливое беспокойство и даже кажется чудовищной. Можно резюмировать ее в лозунге:
Ученый – всего лишь метод, которым библиотека создает другую библиотеку.
Не знаю, как вам, но мне идея, будто мой мозг – это своего рода навозная куча, в которой черви чужих идей размножаются, прежде чем отослать свои копии в информационную миграцию, не кажется особенно привлекательной. Складывается впечатление, что так мое сознание, сознание автора и комментатора, лишается своего значения. Кто в такой системе главнее – мы или наши мемы?
На этот важный вопрос нет простого ответа. Его и не может быть. Нам нравится воображать себя богоподобными творцами идей, по своей прихоти ими манипулирующими, их контролирующими и судящими о них с независимых позиций, достойных олимпийцев. Но даже если это и наш идеал, нам известно, что он редко – если вообще хоть когда-нибудь – соответствует реальности, даже в случае самых непревзойденных и творческих умов. Известны слова Моцарта о его творениях:
Когда мне хорошо и весело, или когда я разъезжаю в экипаже, или прогуливаюсь после приятного обеда, или ночью не могу уснуть – идеи являются легко и без усилий. Откуда и как – я не знаю, но сам я для этого ничего не делаю (курсив мой. — Д. Д.). Мелодии, которые мне нравятся, я запоминаю и напеваю себе под нос: по крайней мере, так утверждают окружающие601.
Моцарт в прекрасной компании. Мало есть писателей, не утверждающих, будто их герои «живут собственной жизнью»; художники с удовольствием признаются, что картины порабощают их и пишут себя сами; а поэты смиренно соглашаются, что являются слугами или даже невольниками кишащих в их головах идей – а вовсе не господами. И все мы повторяем примеры мемов, незваными и недооцененными существующих в нашем разуме или подобно слухам распространяющихся несмотря на то, что те, кто помогает им распространяться, их распространение не одобряют.