Мои воспоминания. Брусиловский прорыв - Алексей Брусилов

Теперь я прозрел… Это всемирная борьба белой и черной магии, вопрос, поставленный ребром обо всей христианской культуре всего человечества! Гонение на церковь, на лучших духовных лиц, развращение детей и юношества, искусственная прививка им пороков, приучение детей к шпионажу (в школах выспрашивание у малолетних, есть ли дома иконы, ходят ли родители в церковь, вспоминают ли старину?), разрушение семьи… Это все русскому рабоче-крестьянскому народу не нужно…[184] Это необходимо антихристовым детям, каковы и есть большевики-коммунисты, руководимые еще более высшей инстанцией черной силы врагов Христа.

Если в Европе люди хотят спасти порядок, семью, отечество – пусть поймут мою ошибку и не повторят ее у себя на родине. Пишу эти строки больше всего для чехословаков и всех славян.

Чехи! Не повторите нашей русской ошибки, не ссорьтесь между собой, те, кто истинно хочет блага своей родине. Наши политические партии спорили и ссорились до тех пор, пока общий враг не воспользовался этим и не погубил России!.. Помните это, чехи! В России народной революции нет, а есть борьба дьявола с крестом. Это мой завет всем русским и чехам, моя мольба понять и вспомнить все то, что писал наш провидец Достоевский и многие другие писатели.

Наша несчастная интеллигенция 1860-х годов, наши либералы, и кадеты, и эсеры, и меньшевики, думали ли они все, к чему их многолетняя работа приведет? Мне вспоминаются несколько строк Авсеенко[185], я перечитываю его старый роман «Млечный Путь». Эти строки настолько верны, что я даже их внесу сюда: «Мы всю красу, все содержание, весь цвет старой жизни принесли в жертву идеям равенства, свободы, братства.

Этот молох пожрал все то, чем жило старое, культурное человечество, все, что заставляло его верить чудесной сказке о Прометее, низведшем небесный огонь на землю. И с какой радостью мы совершали это жертвоприношение, и мы верили, что отойдем от жертвенного костра лучшими, более чистыми, честными и человечными, чем были наши отцы. А на поверку вышло… что же?.. Общество пересоздалось, а человек не продвинулся вперед».

Это много лет назад писал наш русский второстепенный романист.

А что бы он сказал теперь, когда человек назад пошел, приближаясь к зверю, а не вперед!.. И пришла непонятная нам стихия, которая сознательно и настойчиво губит все светлое, все, что так долго и с таким трудом достигалось человечеством, чтобы приблизить его к свету и удалить от звероподобия. Но нет…

Кажется мне, вернее чуется, что прав был Достоевский, указывая на великую миссию русского народа. На всех в России произведена примерная, «показательная» операция. Мы своими страданиями, на своих плечах несем весь ужас этот, для того чтобы весь мир узнал, что́ это такое, и отшатнулся от этих мракобесов. Но русский народ, как бы его ни развращали, ни сбивали с пути истинного, кажется, начинает прозревать.

Это, отчасти, доказала нам смерть и похороны патриарха Тихона. Вот, много лет подряд долбят коммунисты в газетах, школах, в книгах: «Бога нет, и не нужен он нам». Детей учат петь пошлости, вроде того, что «Не нужно нам монахов, не надо нам попов, мы на небо залезем, разгоним всех богов!..»

А когда многотысячная толпа крестьян, рабочих и красноармейцев пошла поклониться гробу патриарха, то ни одна девчонка не осмелилась повязать голову красным, традиционным платком комсомолки, ни один юноша-комсомолец не осмелился выкинуть никакой дерзости. Толпа лавой тянулась к Донскому монастырю, где стоял гроб почившего, и вероятно, наши правители почесали себе затылки: дело-то не так просто выходит! Народ живет не годами, а веками!

Одно поколение изгадить, морально погубить возможно, но вытравить имя Христово из многомиллионного народа не так-то легко. Одна у меня мольба к Богу: избавить нас от антихристовых детей, одна надежда, что Христос не может быть побежден сатаною, и этого не будет!.. Но наказаны мы сильно по грехам нашим и должны еще многое претерпеть.

Уж скоро надо кончать мои размышления и воспоминания, но пока хочу внести в эту тетрадь одно субъективное впечатление.

Я русский полководец, всю жизнь работавший над военной наукой. Господь дал мне от рождения военный талант.

Я это всегда чувствовал и работал в этом направлении, и в последнюю войну это подтвердилось. Мои победы прогремели на весь мир. Но, по моему крайнему разумению, свелись на нет, благодаря несчастным, неумелым старшим вождям моего Отечества, и окончательно были заметены революцией. Теперь, приехав в Европу скромным незаметным больным стариком, я вдруг вижу, что множество глаз на меня устремлено, много выражений, симпатий. Почитания, преклонения встречают меня.

За горем своим, вследствие погибели русского дела, я не думал, не отдавал себе отчета в том, что мои победы над австро-германцами перекроили всю Европу, способствовали революции в Австрии, и вследствие этого много славянских народов устроилось по своему желанию, благодаря мне. И в них есть чувство справедливой памяти и благодарности относительно меня. Да и в самой Австрии есть много партий и течений. Вон, очевидно, социал-демократ – мой ушной доктор Мюллер, чистейший австриец, а весело хохочет, восклицая: «За то, что вы разбили Габсбургов, я вам поправлю слух!»

Забавный остряк и милый он человек, и действительно помог моему слуху.

А мне удивлялись в Москве, как я не боюсь ехать во вражеские страны – Польшу, Австрию!

Так вот в чем дело: мои труды, работа, силы всей жизни, которые я считал затраченными попусту, напрасно, – пригодились другим! Так многие здесь говорят. Ну, слава Создателю, что я не умер, этого не узнав. А ведь это могло быть, и очень легко! Я вообще удивляюсь, как я до сих пор жив…

Пока еще лечусь, гуляю и читаю. Прочел Деникина 3-й том. Господи, какая неразбериха! Что́ они сделали с бедным Алексеевым! Он совершенно изнемог, его рвали на части, и он умер раньше времени. Глубоко сожалею о нем. Прочел и книгу Данилова «Россия в мировой войне». В общих чертах он правильно судит, но нередко тоже уклоняется от истины и пишет так, как ему и его окружающим теперь удобно и приятно. Заканчиваю.

Я, в сотрудничестве с женой, тороплюсь, как на курьерских, окончить эти записки, пока мы тут, в Карлсбаде, ведь всем понятно, что в СССР я не мог бы ничего написать. Оставляю эти тетради на попечение дружественных людей за границей и прошу обнародовать их, никому не давать читать вплоть до моей смерти. Тогда жена должна будет уехать из России, чтобы иметь возможность напечатать их, если, конечно, мы не доживем до переворота в нашем несчастном Отечестве.