Тайный посол. Том 2 - Владимир Малик

– Не будем вспоминать старое, – поспешно перебил Менжинский. – Это – высокая политика, и я не знаю тайных пружин, которые ее двигали…

Палий, кивнув, продолжил:

– Хорошо, не будем… Хотя и забывать не станем… И второе. Всем известно, как разорен непрерывными войнами наш край. Сейчас мы своей кровью и своим трудом поднимаем его из руин. От Буга до Днепра и от Полесья до Дикого Поля вновь начинает колоситься житом-пшеницей наша земля. Но есть ловкие людишки – и шляхтичи, и нешляхтичи, – которые, делая вид, что ведать не ведают о нашем существовании, выпрашивают у короля письма на эти земли и приезжают сюда, чтобы захватить лучшие угодья. Только наши острые сабли заставляют их поворотить оглобли назад. Так вот, чтобы ни у кого не возникала мысль, что эта земля ничья, мы хотим получить от короля такие же письма: я – на Фастовщину, Абазин – на Брацлавщину, Искра – на Корсунщину, Самусь – на Богуславщину…

Менжинский задумался.

– Не в моей власти решить что-либо по этому поводу. Но заверяю вас.панове полковники, что обязательно передам ваше желание королю. Думаю, возражений у него не возникнет.

– Значит, будем считать, что в главном мы договорились: казаки пойдут в поход. Чтобы не было потом недоразумений, сформулируем статьи и оговорим все условия, на которых мы согласны вербовать добровольных людей… – согласился Палий.

– Нет сомнений! – сказал Порадовский. – Мы тут же подпишем! – Но, спохватившись, добавил: – Если, конечно, эти статьи будут умеренными, то есть если панове казаки не потребуют слишком много…

Последние его слова чуть было не испортили все дело. Горячий Самусь гневно сверкнул глазами и как отрубил, без всякой дипломатии:

– Мы казацкой кровью не торгуем! Да кто сможет оценить, сколько она стоит! Какой мерой определить ее стоимость? А?.. Если почтенные послы думают торговаться, то нам не о чем разговаривать!

Вмешался побледневший полковник Менжинский, который сообразил, что так хорошо начатый разговор может свестись на нет, а король же приказал без казаков не возвращаться… Он сделал нетерпеливый жест, чтобы Порадовский замолчал, и поспешил успокоить Самуся, что у них, мол, и в мыслях не было торговаться.

Спор прекратил Палий.

– Я еще раз хочу сказать, что кровь мы будем проливать не за злотые и дукаты, а за свободу, за отчизну, за то, чтобы ни один янычар не топтал нашу землю!

– Святые слова! – согласились королевские послы.

– Но плата нам нужна, – продолжал полковник. – И вот для чего. Дома мы оставляем обедневшие семьи, а самим нам для похода нужно приобрести и оружие, и харчи, и возы, и коней. Без этого в поход не пойдешь. Особенно мы настаиваем на том, чтобы вдвое больше, чем остальным, было заплачено семьям тех, кто погибнет… Без такого пункта я не поставлю своей подписи под статьями!

– Справедливое требование, – заметил Менжинский.

Порадовский, желая загладить свою бестактность, воскликнул:

– Клянусь честью, так и будет! Я сам, если суждено мне остаться в живых, привезу эту плату семьям погибших!

– Ловлю пана на слове, – сказал Палий.

– Как Бога кохам! – поклялся Порадовский.

Менжинский облегченно вздохнул.

– Тогда приступим к делу, панове, ибо время не ждет… Давайте бумагу, чернила, перо!

В начале июля Кара-Мустафа, пройдя по северным областям Сербии, Западной Венгрии и разорив их, осадил крепость Рааб. Но у него не хватило терпения ждать, пока она падет. Ему хотелось поскорее увидеть дворцы и парки красавицы Вены, взлелеянную во снах и наяву свою будущую столицу. Поэтому он оставил отряд для продолжения осады, а сам с основными силами форсировал речку Рабу и двинулся на запад, сметая на своем пути небольшие австрийские гарнизоны в городах.

Карл Лотарингский понимал, что, приняв бой в открытом поле, неминуемо потерпит поражение. Силы были слишком неравны. Единственная надежда – стены и бастионы столицы, за которыми можно отсидеться до прихода Собеского.

Придя к такому решению, Карл Лотарингский отправил пехоту к Вене через остров Шют, омываемый рукавами Дуная, и с конницей начал отступать через Альтенбург и Китзее.

Погода стояла сухая и жаркая. Над дорогами висели тучи пыли. В колодцах не хватало воды. Впереди войск, мешая их маневрированию, двигались охваченные страхом тысячные толпы беженцев.

Карл торопился, спешил, опасаясь, что Кара-Мустафа перережет все пути к отступлению. Со своим штабом он ехал в голове колонны, приказав военачальникам не отставать ни на шаг. И все же войско растянулось на много миль. Задерживали тяжелые обозы герцогов Саксен-Лауенбургского и Кроя, а также генерала Капрары, нагруженные, помимо провианта и боеприпасов, гардеробом и серебряной посудой этих вельмож.

Недалеко от Петронелля во фланг колонны неожиданно ударила пятнадцатитысячная крымская орда. С налету она разгромила полк немецких кирасиров[118]. Те обратились в бегство. Татары секли их саблями, пронзали стрелами, топтали конями, а тех, кто сдавался, связывали сыромятными ремнями и тащили в тыл.

Нескольким кирасирам посчастливилось убежать, и они, потеряв оружие и бросив по дороге тяжелые кирасы, понеслись что есть духу напрямик к Вене.

Паника охватила все войско. Австрийцы думали, что их предали немецкие курфюрсты, а немцы винили австрийцев и главнокомандующего, которые, как им казалось, вообще не верили в победу и начали отступать без генерального сражения с врагом.

О нападении татар и панике в рядах немцев Карл Лотарингский узнал от принцев Савойских – братьев Людовика и Евгения. Ему понравились эти умные смелые юноши, особенно младший, Евгений; он верил каждому их слову, так как знал, что они преданы ему.

– Мосье, татары разбили наш центр и грабят обоз! – осаживая коня, доложил Людовик. – Немцы бегут!

– Герцог Саксен-Лзуенбургский и генерал Капрара своими силами не смогут отбить противника. Наши войска находятся под угрозой быть разделенными надвое. Необходима немедленная помощь, мосье, – прибавил принц Евгений, отчетливо выговаривая каждое слово.

В другое время Карл залюбовался бы прекрасным лицом этого невысокого, совсем юного и, на первый взгляд, несильного офицера, но сейчас он был потрясен услышанным. Нужно действовать! И решительно!

Он оглянулся. Поблизости, под рукой, был только штаб, человек двести – триста, да охранный отряд гусаров[119].

– За мной! Вперед! – выхватил шпагу Карл и поскакал к холму, за которым, как думалось ему, клокотал бой.