Бедная Лиза - Николай Карамзин

Как непорочность, безоружен,

Как постоянство, некрылат,

Он был в Австреин век. Уже мы не находим

Его нигде, но жизнь в искании проводим.

Париж, июня… 1790

Вчера целых пять часов провел я у г-жи Н*, и не скучно; даже самый прелестный барон, друг ее, казался мне сносным. Говорили о чувствительности. Барон утверждал, что привязанность мужчин бывает гораздо сильнее и надежнее, что женщины более плачут, а мы чаще умираем от любви. Хозяйка утверждала противное и милым голосом, с нежным и томным видом своим рассказывала нам печальный лионский анекдот. Все были тронуты; я не менее других. Г-жа Н* оборотилась ко мне и спросила: «Сочиняете ли вы стихи?» – «Для тех, которые любят меня», – отвечал я. – «Вот вам материя. Дайте мне слово описать это приключение в русских стихах». – «Охотно, но позвольте немного украсить». – «Нимало. Скажите только, что от меня слышали». – «Это слишком просто». – «Истина не требует украшений». – «По крайней мере в рассказ можно вместить некоторые мысли, нравственные истины». – «Дозволяю. Сдержите же слово». – Я сдержал его и написал следующее:

О дар, достойнейший небес,

Источник радости и слез,

Чувствительность! Сколь ты прекрасна,

Мила – но в действиях несчастна!..

Внимайте, нежные сердца!

В стране, украшенной дарами

Природы, щедрого творца,

Где Сона светлыми водами

Кропит зеленые брега,

Сады, цветущие луга,

Алина милая родилась;

Пленяла взоры красотой,

А души ангельской душой;

Пленяла – и сама пленилась.

Одна любовь в любви закон,

И сердце в выборе не властно;

Что мило, то всегда прекрасно;

Но нежный юноша, Милон,

Достоин был Алины нежной;

Как старец, в младости умен,

Любезен всем, от всех почтен.

С улыбкой гордой и надежной

Себе подруги он искал;

Увидел – вольности лишился:

Алине сердцем покорился;

Сказав: «Люблю!», ответа ждал…

Еще Алина слов искала,

Боялась сердцу волю дать,

Но все молчанием сказала. —

Друг друга вечно обожать

Они клялись чистосердечно.

Но что в минутной жизни вечно?

Что клятва? – Искренний обман!

Что сердце? – ветреный тиран!

Оно в желаньях своевольно

И самым счастьем – недовольно.

И самым счастьем! – Так Милон,

Осыпанный любви цветами,

Ее нежнейшими дарами,

Вдруг стал задумчив. Часто он,

Ласкаемый подругой милой,

Имел вид томный и унылый

И в землю потуплял глаза,

Когда блестящая слеза

Любви, чувствительности страстной

Катилась по лицу прекрасной;

Как в пламенных ее очах

Стыдливость с нежностью сражалась,

Грудь тихо, тайно волновалась

И розы тлели на устах.

Чего ему недоставало?

Он милой был боготворим!

Прекрасная дышала им!

Но верх блаженства есть начало

Унылой томности в душах;

Любовь, восторг, холодность смежны.

Увы! Почто ж сей пламень нежный

Не вместе гаснет в двух сердцах?

Любовь имеет взор орлиный:

Глаза чувствительной Алины

Могли ль премены не видать?

Могло ль ей сердце не сказать:

«Уже твой друг не любит страстно»?

Она надеется (напрасно!)

Любовь любовью обновить:

Ее легко найти исканьем,

Всегдашней ласкою, стараньем;

Но чем же можно возвратить?

Ничем! В немилом все немило.

Алина та же, что была,

И всех других пленять могла,

Но чувство друга к ней простыло;

Когда он с нею, скука с ним,

Кто нами пламенно любим,

Кто прежде сам любил нас страстно,

Тому быть в тягость наконец

Для сердца нежного ужасно!

Милон не есть коварный льстец:

Не хочет больше притворяться,

Влюбленным без любви казаться —

И дни проводит розно с той,

Которая одна, без друга,

Проводит их с своей тоской.

Увы! Несчастная супруга

В молчании страдать должна…

И скоро узнает она,

Что ветреный Милон другою

Любезной женщиной пленен;

Что он сражается с собою

И, сердцем в горесть погружен,

Винит жестокость злой судьбины![286]

Удар последний для Алины!

Ах! Сердце друга потерять

И счастию его мешать

В другом любимом им предмете

Лютее всех мучений в свете!

Мир хладный, жизнь противны ей;

Она бежит от глаз людей…

Но горесть лишь себя находит

Во всем, везде, где б ни была!..

Алина в мрачный лес приходит

(Несчастным тень лесов мила!)

И видит храм уединенный,

Остаток древности священный;

Там ветр в развалинах свистит.

И мрамор желтым мхом покрыт;

Там древность божеству молилась;

Там после, в наши времена,

Кровь двух любовников струилась;

Известны свету имена

Фальдони, нежныя Терезы;[287]

Они жить вместе не могли

И смерть разлуке предпочли.

Алина, проливая слезы,

Равняет жребий их с своим

И мыслит: «Кто, любя, любим,

Тот должен быть судьбой доволен;

В темнице и в цепях он волен

Об друге сладостно мечтать —

В разлуке, в горестях питать

Себя надеждою счастливой.

Неблагодарные! Зачем,

В жару любви нетерпеливой

И в исступлении своем,

Вы небо смертью оскорбили?

Ах! Мне бы слезы ваши были