Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Агнесс повернулась и снова поднялась к нему. Ее лицо горело.
– О, мой Бог, мне так жаль, – произнесла она. Ее взгляд упал на блестящие монеты у его ног. – Господи…
Мужчина криво улыбнулся.
– Ничего страшного, – ответил он.
– Мой брат тоже сидит в тюрьме.
Мужчина пожал плечами. На какое-то мгновение ей по казалось, что он сейчас расплачется. Это сделало бы неприятную ситуацию просто невыносимой.
– Я так сожалею о своих словах, – выдавила она из себя. – Я думала, вы…
Агнесс наклонилась и стала поднимать монеты, которые швырнула ему. К ее ужасу, он тоже наклонился, чтобы помочь ей.
– Нет, пожалуйста… – пролепетала она.
– Что натворил ваш брат?
– Он вел себя порядочно, когда следовало вести себя непорядочно.
Мужчина подал ей монеты, которые подобрал. Они все еще стояли на лестнице. Лица их находились почти вплотную друг к другу. Она уловила запах его дыхания: оно говорило о недостаточном питании и отсутствии ухода за полостью рта. Он ткнул большим пальцем через плечо наверх, где за несколькими поворотами лестницы скрывалось тесное пространство перед входом в тюремную башню.
– Господа хотят войны – как со стороны католиков, так и со стороны протестантов, – сказал он. – Им всем нашептывает на ухо дьявол. Он вознес этих людей на гору, как Иисуса, и показал, какие сокровища ждут их, если только они поклонятся ему. Они поступили иначе, чем Иисус, и теперь хотят бороться за сокровища, обещанные дьяволом. Им нет дела до того, что война уничтожит все, чем они владеют сегодня.
– Обещания дьявола, – заметила Агнесс, – это просто желания, которые темная часть нашей души внушает нам.
Он кивнул.
– Сам Папа не смог бы выразиться лучше. Когда вы думаете о своем брате, а я о своем, не кажется ли вам, что будет жаль, если все погибнет на этой войне, которая вот-вот начнется?
– Всегда жаль, когда человек преждевременно находит свою смерть.
Он засопел.
– Представьте эти бедные души там, в тюрьме. Зима еще сидит в камнях башни. Скоро люди начнут кашлять, у них поднимется температура. Тюрьма переполнена. Даже если бы о больных заботились как следует, цирюльники все равно не управились бы со всеми. Очень скоро начнут выносить первые трупы, уверяю вас. У моего брата подорвано здоровье. Я, – он сглотнул, и его голос задрожал, – боюсь за него.
У Агнесс сдавило горло.
– Опишите мне молодого человека, который передал вам послание.
– Высокий, стройный, почти долговязый, – без промедления ответил мужчина. – Рыжеватые волосы, бледный цвет лица, даже если бы ему пришлось быстро бежать, зеленые глаза… В общем, красивый парень. Это ваш родственник, госпожа Хлесль?
Она рассеянно улыбнулась в ответ на его нерешительную улыбку. Что бы ответил на этот вопрос сам Вацлав?
– Больше, чем некоторые другие, – услышала она свой голос.
Если ее собеседник и счел такой ответ загадочным, он не показал этого.
– Что именно сказал молодой человек?
– Что вы не должны идти домой. Вы должны переночевать в доме его отца. До завтра он хотел бы кое-что придумать. Он не мог дольше ждать, поскольку его могли хватиться и стали бы задавать вопросы.
– И больше ничего?
– Это и так больше, чем он мог доверить незнакомцу.
Смущение снова охватило Агнесс.
– Я хотела бы еще раз попросить у вас прощения за то, что наговорила…
– Что вы будете делать?
– У меня есть дети. Я не могу просто взять и не прийти домой, не сказав им, где я.
Но это не было настоящей причиной, как она призналась себе. Возможно, Вацлав каким-либо образом уже предупредил Александру или хотя бы собирается сделать это в ближайшее время. Александра и мальчики не должны волноваться хотя бы из-за того, что их мать пропала без вести. Совсем недавно она спрашивала себя, не лучше ли скучать по матери, чем присутствовать на ее казни. Что ж, это не подлежит сомнению. Или все-таки… Разве этот вопрос недостаточно похож на другой: не лучше ли видеть, как мать убегает, чем быть свидетелем того, как она подвергается опасности, поскольку свидетельствовала о том, что не совершила ничего дурного?
– Вам разрешают видеться с братом? – спросила Агнесс.
– Примерно раз в два дня.
– Скажите ему, что он должен попросить охрану перевести его в одну камеру с моим братом. Вот, пожалуйста, отдайте ему эти монеты, он должен тайком сунуть их стражам, когда будет просить их. Моего брата зовут Андрей фон Лангенфель. Мне удалось договориться о том, чтобы я могла передавать ему приличную еду. Он будет делиться ею с вашим братом. Это увеличит, его шанс не заболеть.
– Я вам по гроб жизни обязан, – заметил мужчина со слезами на глазах.
– Нет, – возразила ему Агнесс, – это я вам обязана. Но это не имеет значения. Вы только что спросили меня о том, стоит ли жалеть наш мир, если война поглотит его. Если каждый из нас не станет время от времени совершать добро, когда у него есть другая возможность, то его и правда не стоит жалеть. До тех пор пока уничтожение чего бы то ни было вызывает досаду, всегда есть надежда, что оно не будет абсолютным.
По пути домой она спрашивала себя, чей это голос звучал у нее в голове – Киприана, который рассказал легенду о пряхе у кресла, или ее собственный? Но и на этот вопрос в конечном счете был найден ответ: она сама. Просто ее собственная душа овладела его голосом, так как она подсознательно понимала, что могла прислушаться только к нему. Она была Агнесс Хлесль, урожденная Вигант. Ее настоящее имя должно было звучать Лангенфель, если бы судьба не устроила один из своих сумасбродных трюков с ее жизнью. Когда-то Агнесс Вигант было суждено узнать, что на самом деле она Агнесс фон Лангенфель и что ее единственное желание – стать Агнесс Хлесль. Если достаточно часто менять кожу, наружу выходит внутреннее ядро, которое и составляет настоящего человека. В случае с Агнесс наружу вышло ядро человека, который берет собственную судьбу в свои руки и не собирается больше отдавать поводья кому-нибудь другому, ибо он верит в то, что любовь никогда не умирает.
Киприан стоял за эту любовь. Ее собственное сердце заговорило его голосом, чтобы напомнить ей об этом.
Когда женщина увидела городских стражей, которые собрались перед входом в ее дом, она продолжила идти, даже не подумав замедлить шаг. Узнав в человеке, стоявшем рядом с командиром отряда, Себастьяна, она и бровью не повела. Командир отряда, увидев Агнесс, почтительно прикоснулся к шляпе.
– Милостивая госпожа…
– Я как раз пытался убедить их, что речь, конечно же, идет о недоразумении, – сладкоречиво пропел Себастьян и постарался, хоть и не очень успешно, стереть с лица радостное предвкушение того, что Агнесс должна была бы выказать ем благодарность за его усилия по предотвращению ее арест и еще большую радость по поводу того, что эти усилия, само собой разумеется, окончились безрезультатно.