Загадка гибели шхуны "Святая Анна" - Михаил Чванов

Воскресенье, 10 (23) августа. Вчера с утра мы шли хорошо — не менее 5 миль в час. Рассчитывали Бог знает как далеко уйти, но, увы, опять пришлось разочароваться. Полуденная высота вчера дала широту 74°18′, т. е. за сутки хода мы не прошли и градуса. Пожалуй, придется проиграть пари. Безусловно, встречное течение сильно задерживает наш ход. Сегодня температура воды +5,8 °C.

Так или иначе, но мы очень медленно подвигались вперед. Ветра все время были неблагоприятные, крепких попутных совсем не было, а сильное течение задерживало ход. Срок, назначенный мною для открытия берега, прошел, и я проиграл пари В. Ю. Визе.

16 (29) августа, около 5 часов вечера, я был на вахте и стоял на руле. Слабый О ветер едва надувал паруса, и мы шли со скоростью около 2 миль в час.

Погода теплая. Трудно поверить, что еще так недавно мы были зажаты сплошным льдом и собирались даже покинуть судно, чтобы пешком или на карбасе идти к Новой Земле.

Теперь мы уже подходили к Мурманскому берегу и с минуты на минуту ожидали, что ветром немного «раскинет» на горизонте мглу, и он предстанет недалеко перед нами. Внимательно вглядывался я в мглистый горизонт, стараясь первый увидеть этот желанный берег или какое-нибудь проходящее мимо судно, так как теперь мы находились на самой «большой дороге», ведущей из России за границу.

На мостике мне скучно не было: поминутно то один, то другой выходил наверх и смотрел в бинокль вперед: все интересовались, все ожидали берега.

Вдруг мне показалось, что впереди, сквозь повисшую мглу, обрисовывается какая-то неясная волнистая линия; я стал внимательно присматриваться в бинокль, мгла немного поредела, и линия стала видна уже яснее. Это был Мурман, не могло быть и сомнения. Он не особенно далеко от нас и, пожалуй, сегодня к ночи мы должны подойти к нему.

Ура! Я первый увидел берег, и если проиграл пари Визе, то выиграл коньяк у П. Г. Кушакова.

Медленное плавание под малыми парусами нам страшно надоело. Мы мечтали встретить какой-нибудь пароход, который согласился бы взять нас на буксир и отвести, если не в Архангельск, то в какое-нибудь становище, или, по крайней мере, дал бы нам немного угля, чтобы подойти к становищу своей машиной. Теперь мы старались не прозевать проходящего парохода, а соответствующий сигнал, уже заранее набранный, был наготове у мачты.

Не более как через час после открытия берега, по направлению на SO, над мглой, закрывшей горизонт, показались густые клубы дыма, но вскоре рассеялись опять: какой-то пароход, шедший из горла Белого моря, по-видимому «подшуровал». Некоторое время ничего не было видно, но через полчаса показался и самый пароход. Это был «норвежец», идущий из Архангельска с грузом леса, высоко наложенного на палубе. Шел он гораздо «мористее», далеко от нас, и вряд ли мог быть нам полезен: будет ли он задерживаться в море, раз мы еще можем идти под парусами. На всякий случай подняли мы набранные сигналы, но, должно быть, они с парохода даже не были замечены.

Тем временем мы продолжали медленно, при противном ветре, подвигаться вперед, и берег стал значительно ближе. Стараемся разобрать место, к которому подходим: капитан Сахаров утверждает, что перед нами «Семь островов», но почему-то мы не видим огня маяка «Харлов», хотя он должен бы уже открыться.

Стало темно. Повернули на SO, вдоль берега. После ужина, уже около 10 часов, впереди показались огни парохода, идущего навстречу. Этот шел уже ближе к нам, и его мы надеялись не упустить.

Он быстро приближался и был ярко освещен электричеством. По-видимому, это почтово-пассажирский пароход Мурманского срочного пароходства, совершающий обычный рейс по Мурману; лучшего нам и желать было нечего, так как этот пароход мог подвести нас к любому становищу.

Моментально наш капитан лег в дрейф, высоко в воздух полетели сигнальные ракеты, и, кроме того, мы стали жечь фальшфееры. Мы ожидали, что пароход сейчас же повернет на нас, чтобы узнать, в чем дело, но этого не случилось. Неужели на нем не заметили ракет и фальшфееров? Стали на баке жечь паклю, облитую керосином; пламя поднялось такое, что можно было подумать, что на судне пожар, но пароход по-прежнему шел своим курсом и на наши сигналы не обращал внимания. Оставалось еще одно средство в нашем распоряжении: это наши зверобойные пушки. Это должно подействовать!

Поднялась такая канонада, что наши артиллеристы только успевали забивать заряды по очереди то в правую, то в левую пушки.

Действительно, это произвело впечатление сильное на пассажирском пароходе, но только совершенно для нас неожиданное. Моментально пароход, который был так недалеко, исчез, как сон. Невольно стали протирать глаза: да был ли это в действительности ярко освещенный пароход, или только нам показалось.

Нет, пароход был, но он почему-то закрыл все электрические огни и куда-то исчез…

Все были поражены, первое время даже молчали, но затем по адресу исчезнувшего парохода посыпалась такая отборная ругань, что капитану после этого, должно быть, долго «икалось».

Нам не досадно было, когда давеча нас не заметил «иностранец», идущий далеко от берега, и которого мы действительно только стеснили бы; но этот пассажирский русский пароход, заходящий во все становища Мурмана, имевший возможность без труда помочь нам и не захотевший этого сделать, «подло» скрывшийся где-то во тьме, он положительно нас взбесил.

Капитан Сахаров объяснил исчезновение парохода тем, что поморы на парусных судах часто «балуют», зажигая большие огни, как бы требуя помощи от проходящего парохода, но когда к ним подходят, оказывается, что они все перепились пьяные.

Однако чем же мы виноваты, что пьяные поморы «балуют», и зачем исчезать таким «чудесным» образом, т. е., закрыв огни. Ведь могло быть, что мы и на самом деле тонули.

Но пароход, на который мы так надеялись, исчез, а так как мы еще не тонули, то продолжали всю ночь трепаться под парусами, почти на одном месте.

Утром, когда стало светло, удалось, наконец, опознать берега; оказалось, что капитан Сахаров не ошибся вчера. Так как ветер был слабый и противный, идти самостоятельно под парусами в Белое море было слишком долго, то мы повернули обратно вдоль берега, надеясь в каком-нибудь становище высадиться и дать телеграмму в Александровск о высылке или буксира, или угля.

Против становища Рында к нам подошла «шняка»[69] с рыбаками. Это были первые люди, которых увидели мы за два года. Они узнали «Св. мученика Фоку» сразу и, видя его таким необычайно потрепанным, подошли к борту. Рыбаки первые сообщили нам о крупных событиях, происшедших без нас. Помню, что мы сами задали им вопрос, самый обычный и интересный после двух лет отлучки.

— Что, войны-то никакой нет?